Читать «Битва при Наци-Туци» онлайн - страница 30

2.

Долго ли, коротко ли — случились в Трипервом царстве всякие ужасные потрясения. Кончились они тем, что трипервый царь решил: раз мы Лучшие — закроемся-ка мы от всего мира.

Если раньше царство подражало соседним культурам, если в золотой век своей истории оно гордо соревновалось с ними — то теперь их провозгласили ущербными. А раз так — нечего им делать в нашем царстве! Закроемся от них железным частоколом!

(Особенно досталось тридевятой культуре, потому что трипервый царь не поделил с тридевятым деньги и территории.)

Закрылось царство от соседей и стало делать из своих подданных идеальных людей. Как же: ведь царство-то Лучшее В Мире — значит, и люди в нем должны быть идеальными. Запретим им все плохое, и у них просто не будет другого выхода, кроме как делать все хорошее. Нужно только чуток дисциплинировать их — и будут они у нас, как шелковые.

А теперь представьте себе Очень Правильных Родителей, которые воспитывают своих детей в строгости и послушании — то нельзя, это нельзя, потому что и опасно, и простудишься, и микробы, и влияние улицы, и все это чепуха, и делом надо заниматься, и ты из приличной семьи, и т. д. и т. п.

Знакомая история? Чем она обычно кончается?

— Что уж и говорить, — скажете вы. — Дите терпит-терпит, строит из себя золотого ребенка, а само так и мечтает пробежаться босиком по грязи, набить кому-нибудь морду, курить, ездить на мотоцикле, напиваться, нюхать травку… В восемнадцать лет дите вырвется на свободу — и начнет тоннами лопать запретные плоды. «Праздник Непослушания»…

Именно так и вышло с трипервыми подданными. Им запрещали слушать тридевятую музыку, читать тридевятые книги, носить тридевятую одежду — говорили, что все это вредно, грязно и некультурно. И, хоть во многом это так и было, трипервая молодежь бредила и тем, и другим, и третьим (кто тайком, а кто и нет.)

Ком подавленных желаний рос, рос, набухал — и так набух, что однажды лопнул, забрызгав все царство. Оно распалось, как конструктор, на кубики, — а молодежь, вырвавшись на свободу, принялась обжираться запретной культурой. А с ней — наркотиками, развратом и «цинизмом, бескрайним, как вид с Останкинской телебашни» (это так писатель Пелевин сказал).

Тридевятая культура всем этим давно переболела, как дети из нормальных семей, которые разок попробуют запретное, убедятся, что ничего хорошего, мерзость одна — и больше не тянет.

Но для трипервых детей вся тридевятая мерзость была не мерзостью, а волнующим Запретным Плодом (с привкусом Свободы и Крутизны). И у них, в отличие от тридевятых, не было иммунитета…

Кончилось это так, как обычно кончаются все Праздники Непослушания: царство окунулось в такую помойку, в какой не бывало, пожалуй, еще никогда.