Читать «Битва при Наци-Туци» онлайн - страница 29

Написал — и не дописал. А здесь допишу:

«…тем более, что манипуляторы тыкали им шприцами в самые чувствительные архетипы: в Родину, в Патриотизм, в Защиту Отечества, в Борьбу Добра Со Злом…»

— Стоп! Господин писатель, или как вас там! Сейчас вы расскажете нам, что и никакой Родины нет, и Отечества тоже нет, и что все это симулякры. А ну-ка не трогайте Родину с Патриотизмом!

А разве я трогал Любовь, Истину и Семью?

Это не я их трогал. От того, что их привязали к квасу, тапочкам и бандитской шайке, они не перестали существовать. Если я скажу, что Родина и патриотизм — это мусорник у меня на заднем дворе, — ни Родина, ни патриотизм не исчезнут. А мусорник не станет ни тем, ни другим.

(Обычный, невиртуальный патриотизм — с маленькой буквы. С большой — только тот Патриотизм, который хочется выставить повиднее, чтобы все им любовались.)

Точно так же ни Родиной, ни патриотизмом не становится ни один из слоганов, которые к ним приклеивают.

1.

Так получилось, что Трипервое царство-государство росло не внутри глобальных культур, объединяющих много государств, а само по себе. Слева — одна глобальная культура, справа — другая, снизу — третья расположилась; ну, а Трипервое — отдельно.

География так легла. Такое большое было это царство, что не влезло ни в ту, ни в другую, ни в третью. Оно само по себе стало глобальной культурой.

Неудивительно, что архетип патриотизма у трипервых подданных вырос большим и чувствительным. Еще бы: другие государства — части глобальных культур, а Трипервое — никакая не часть, а самое настоящее целое.

Одним словом, особенное это было царство. И вот эта особость и повлияла на нрав трипервых подданных (который называется «менталитетом»).

Представьте человека, который не похож на других. Он не участвует в коллективных играх, сторонится тусовок, избегает общих увлечений. Он — не такой, как все.

В разные периоды жизни он по-разному относился к своей особости. Наверно, в юности он хотел походить на крутых и отвязных сверстников. У него это плохо получалось, и он страдал, думая, что хуже других. (Такое называется «комплекс неполноценности».) Но потом, когда он повзрослел — произошло то, что должно было произойти: наш герой прочувствовал свою уникальность и стал гордиться ею. Может быть, даже чересчур.

Когда-то Трипервое царство старалось походить на соседние культуры — то на одну, то на другую. Было время, когда все трипервое считалось грубым и отсталым, а все тридевятое — красивым и передовым.

Потом наступила зрелость: трипервые граждане стали гордиться своим самобытным миром. Эта гордость была тем сильнее, чем больше они убеждались в его самобытности. Он вдохновлял трипервых поэтов, писателей, художников, композиторов на шедевры, которые получались очень непохожими на шедевры соседей: понимание своей особости открывало удивительные горизонты, не видные из других культур. Очень быстро трипервая культура проникла в соседние и стала влиять на них. (Как и наоборот.)

Огромную роль во всем этом играл патриотизм: чувство сопричастности своей истории и культуре (взамен прежнего комплекса неполноценности) кружило трипервые головы — иной раз и слишком. Одни всерьез хотели заменить все иностранные слова трипервыми, другие прямо говорили, что Трипервое царство — Лучшее В Мире, и именно потому так называется. Но влюбленным прощают некоторую неадекватность — если те, конечно, любят по-настоящему.