Читать «Реквием по Наоману» онлайн - страница 65

Бениамин Таммуз

Профессор Порат-Смирновски рассказала мужу, инженеру, работающему в Электрической компании, а профессор Бар-Нево рассказал брату, члену Кнессета, Бар-Цион – жене, преподавательнице в гимназии, а Линденбаум довел все это до министра просвещения. Докатилось это и до печати, и одна из газет опубликовала передовицу, в которой автор писал о том, что нам следует более внимательно прислушиваться к таким голосам, исходящим из среды молодежи, которая не воспитывалась по законам рабочего движения. «Опасность заключается в том, – писала газета, – что вырастет здесь поколение, которое отличилось на поле боя, но в конце концов не знало, за что же оно сражалось».

В другой газете писалось, что списывание дело известное во всех учебных заведениях, и следует наказывать со всей строгостью шпаргалыциков. «Никакая софистика и никакие мудрствования не могут и не должны ослабить строгость властей университета, – продолжала газета, – сдаться аргументации студента Авнера Эциони (обычная ошибка газеты) означает открыть путь к разрушению академических рамок. Вместе с тем, есть немало полезного в суждениях и других, которые здесь не время и не место обсуждать.

Овед был огорчен тем, что все это дошло до печати, но жену и сына успокоил, сказав им:

– В конце концов не стоит все это принимать близко к сердцу. Завтра будет новая газета, и все это забудется.

Несколько родственников со стороны Кордоверо сказали, что все это произошло, потому что Ури наполовину сефард. Ашкеназа бы так не унизили. Отвечая на это, Ури сказал матери:

– При всем уважении, в твоей семье есть несколько сумасшедших.

Он закончил учебу и получил диплом с отличием. В 1959 начал работать в офисе отца и параллельно приступил к вечерним занятиям по ведению бизнеса.

Белла-Яффа жила в летнем доме круглый год, и родители ее спрашивали себя, выйдет ли она вообще оттуда когда-нибудь в большой мир. Было ей двадцать три года, вида была болезненного, очень красива, но не проявляла никакого интереса к тем малочисленным мужчинам, с которыми встречалась. Единственным ее другом был старый неудачник, который рассмешил собравшихся на торжестве в честь покойного ныне деда Эфраима. Ионас-Иошуа Биберкраут был вдвое старше Беллы-Яффы, потому не предполагалось ничего предосудительного в частых его визитах в летний дом. В конце концов Биберкраут был ее учителем, а не ухажером.

Биберкраут приезжал обычно после обеда в канун субботы и привозил с собой учебники по немецкому языку, поэтические сборники, изданные за границей, и литературные приложения к известным международным газетам. Была у него комната в летнем доме, куда служанка приносила ему завтрак, ибо вставал рано, в то время как Белла-Яффа допоздна лежала в постели, ибо большую часть ночи занималась чтением и переводами. Биберкраут выходил на прогулку и возвращался, когда Белла-Яффа была готова к уроку немецкого языка. После обеда оба слушали пластинки, а по вечерам, но далеко не всегда, разрешала ему Белла-Яффа взглянуть на ее переводы или на собрание народных легенд, записанных ею со слов ее друга араба. И уж совсем редко давала ему листок, на котором было записано сочиненное ею стихотворение, но тут же торопилась оставить его одного в комнате, часто даже не возвращалась, и они встречались на следующее утро, и никогда не обменивались ни единым словом об этом стихотворении, но когда утром в воскресенье Биберкраут уезжал, он оставлял в своей комнате запечатанный конверт, адресованный Белле-Яффе, в котором было выражено его мнение о прочитанном.