Читать «Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.» онлайн - страница 41

Александр Михайлович Тургенев

В 1797 и последующих трех годах мудрое узаконение мудрой законодательницы Севера: „без суда никто да не накажется", оставалось, по приказному выражению, за силою, т. е. недействительным, равно как дарованная дворянству грамота, в которой сказано: „отныне да не накажется никогда на теле дворянин русский", также была оставлена за силою; NN изволил юнкера конной гвардии, князя Мустафина, бить в два фухтеля (палаша) и если-бы благородный полковник Артемий Иванов Раевский не воспрепятствовал, прибежав на место наказания, NN, по врожденному человеколюбию, отправил-бы Мустафина к праотцам на лоно Авраамля! Мустафина сбили уже фухтелями с ног....

Обер-полициймейстер, чтобы не дать удалому своему подвигу огласки, приказал вальяжнаго немца взять под стражу в частный дом, к аптеке поставить караул с приказанием никого из гезелей (помощники) из аптеки не выпускать, изволил поскакать к светлейшему князю доложить об открытии, каким образом яд внесен в дом его светлости и что он приказал аптекаря взять под стражу в частный дом. Князь знал уже подробно о всем событии до розыска г. деятельнаго обер-полициймейстера, приказал ту же минуту фармацевта освободить. Княжна Анна Петровна была уведомлена о причине, побудившей мачиху покуситься на себяубийство, и когда Павел Петрович, получив от лейбъ-медика рапорт о совершенной безопасности жизни светлейшей княгини, соизволил поспешить передать лично радостную весть княжне, Анна Петровна пересказала о причине происшествия....

Федор Петрович Уваров получил орден св. Анны 1-го класса.

Судьбы неисповедимы! какое сцепление обстоятельств: чтобы на рамена Федора Петровича был возложен орден св. Анны, неужели было необходимо для сего события биение по скулам и треволнение утробы вальяжнаго фармацевта?

XIII.

Во все время моего адъютантства при фельдмаршале, разумеется, в течении времени по 12-е число марта 1801 года, я, смею сказать, ежедневно был соглядатаем бедствия, страдания, несчастия; не проходило дня, в который фельдъегеря не провозили-бы кого-либо в ссылку в Сибирь, в заточение в крепость, в каторжную, в крепостную работу, в безъизвестные. О безъизвестных потребно объяснение: безъизвестнаго везли  в закрытой кибитке, зашитой рогожами, как тюки товарные обшивают, отправляя на ярмарку; чрез маленький прорезъ в рогоже в подвижной тюрьме заключенному подавали фунт хлеба и давали пить раз или два в сутки; утоление жажды несчастнаго зависело от милосердия и сострадания господина фельдъегеря, его сопровождавшаго; в средине кибитки было небольшое отверстие для необходимой естественной надобности. Сопровождавший фельдъегерь не знал кого везет, не видал арестанта; ему сдавали его зашитаго уже в кибитке. Под смертною казнию фельдъегерю запрещалось говорить с заключенным, равно как отвечать на все его вопросы. Коменданту крепости, в которой было назначено содержать арестанта, предписывали содержать его в секретном номере; инструкциею комендантам крепостей, единожды навсегда к исполнению данной, было запрещено спрашивать таковых арестантов кто они, было запрещено отвечать на их вопросы; их заключали в мрачный номер каземата, в который свет проходил чрез маленькое, вершка 3 в квадрате, окошко сверху. При водворении в сию могилу, на живого мертвеца надевали длинную рубашку; пищу и питье для продления его мучений подавали в прорезанное отверстие в двери; пища состояла из 2 фунтов хлеба, горшечка щей и кружки с водою; по употреблении пищи, горшек, в котором были щи, служил заключенному ватерклосом. По наполнении его, равно как и опорожненную кружку, в которой была вода, арестанту знаками было показано ставить на полку, приделанную к отверстию; языка для арестанта в мире не было, все люди для него были немы. Если арестант оставлял принесенную пищу и воду на полке, тогда раздаватель пищи рапортовал коменданту. Комендант приходил освидетельствовать арестанта, узнать—жив-ли он? но также не смел с ним разговаривать или выслушивать его прошения. Однако-же о приключившейся болезни заключенному, равно и о прекращении его жизни, рапортовали по команде, означая несчастнаго цифрой номера, в котором содержался. C'est pire que les oubliettes de Venise! в ублиетах отверзался под ногами пол (trappe), несчастный проваливался и колеса, с ножами устроенные, будучи силою воды безпрестанно движимы, резали тело человека в мельчайшие куски, как вермишель, и вода быстротою течения все уносила.