Читать «Линия Брунгильды» онлайн - страница 24

Антонов. Милая моя Ксаночка, ну успокойся, ну приди в себя. Я понимаю, как тебе тяжело. Ведь я отец, я сердцем чувствовал... (Подносит платок к глазам.) Я сердцем чувствовал, что у тебя роман с Иваном Александровичем... Что ж, мы все здесь свои люди... Ну, не сердись, ну, я не то слово сказал: роман — пошлое слово, я знаю. (Начинает сердиться.) Ну, хорошо, я пошляк, я выжил из ума. Но пойми же ты, что наше положение отчаянное. (Сентенциозно.) Милая Ксана, в твои годы естественно думать, что все в мире в этом: что он сказал, да что он хотел сказать, да как он на тебя взглянул, да что этот взгляд означал. Я сам в твои годы сходил с ума от каждой юбки. Но что же делать, в жизни есть небесная поэзия и есть земная проза.

Ксана (у нее в течение этой картины вид необычный, глухой голос, устремленный в сторону взгляд, томное отсутствие улыбки). Папа, скажите просто: чего вы от меня хотите.

Антонов. Я прежде всего хочу, чтобы ты успокоилась и пришла в себя. Да и нет оснований для такой тревоги: Иван Александрович не ранен, он находится под стражей, его будут судить. Не расстреляют же его за такой пустяк! Обращаются с ним хорошо, его кормят. (Раздраженно.) Тогда как нам скоро будет нечего есть.

Никольский. Меня с ней уже третий день кормят одной гречневой кашей с прескверным маслом. Я ночью думал: отдал ли бы ее... (показывает на жену) за рябчика с брусничным вареньем. (Убежденно.) Отдал бы.

Никольская. Дурак!

Никольский (подумав). Сама дура.

Антонов (с интересом). Вы говорите — «за рябчика с брусничным вареньем»? Как в московской «Праге»?

Никольская. В вас, Павел Михайлович, тоже очень сильно животное начало... Милая Ксаночка, мне вас страшно жаль. Я предчувствовала все это и даже ему говорила...

Никольский. Ничего ты мне не говорила. Все ты врешь, мать моя.

Антонов. Господа актеры, «ша»... Витать в небесах отлично, когда на земле есть текущий счет. А когда вся свободная наличность пятнадцать рублей с копейками, то надо смотреть в глаза грубой действительности. Василий Иванович, спасибо ему, дал взаймы сто рублей, потом еще пятьдесят... Добрый, хороший человек. (Подносит к глазам платок.) Но больше просить его о деньгах я не могу, надо и честь знать: он сам бедняк... Если мы отменим спектакль, то нам крышка. Даже если пропустят в Киев, то ехать нам не на что. (Нерешительно.) Разве попросить у этого фон-барона взаймы? Он дал бы...

Ксана. Ни за что.

Никольский. Я тоже думаю, что это неудобно.

Антонов. А вы думаете, мне хочется? Мне он и самому стал гадок после этой истории с Иваном Александровичем. Хотя, собственно, чем он виноват? Тут никто не виноват.

Никольский (внезапно багровея, со злобой, которой от него никак нельзя было ожидать). Ну, уж это вы меня извините. Я этого вашего Ивана Александровича всегда недолюбливал. Но я прямо скажу: если человек решил бежать, то сначала надо было вернуть доверенные ему деньги труппы! Да! А вы говорите: «никто не виноват»!