Читать «Дефицит» онлайн - страница 6

Перескакивает с одного на другое, явно от старческого маразма, и не уследишь, не предвосхитишь хода его намерений.

— Я тебе покажу «маразма», — ровным голосом произнес старец, и тут Зиновьева так припекло, что он упал на колени, сразу же оттолкнулся руками и ногами, но пекло и жарило во всех точках соприкосновения с полом, да уже не с полом, подсунул ему старец сковороду, Зиновьев стонал, кричал:

— Вы отвергаете не только свободу слова, но и свободу мысли!

— Свободу хамства я отвергаю, — резюмировал старец. — А доброе дело — пожалуйста, как и доброе намерение. Всякая свобода без нужды, без необходимости, повторяю тебе, ведет к концу света.

Зиновьев уже не стонал, а визжал, верещал от боли, без конца повторяя: «Зачем, для чего? Меня ни одна больница не вылечит!»

— Боль нужна для обнажения твоей сущности.

Старец, наконец, сжалился, сбавил пекло и повторил вопрос, для чего ему сауна.

— Для здоро-овья, — проблеял козлиным голосом Зиновьев.

— Лжец и лицемер. Сауна тебе нужна для уверенности в своей безнаказанности. Ты видаешься там с начальством, нагишом заседаете, бесштанные. Ты ведь знал про Жемчужного?

— Что я знал? Что он сбежит?

— Да, твой приятель по сауне.

— Я ничего не знал. — Опять припекло, и Зиновьев уточнил поспешно: — Я мог только догадываться.

— Догадывался, а валандался с ним, пока он не сиганул за рубеж. Теперь он у меня диктором пойдет в Мюнхен, на «Свободную Европу», а там ему рак горла. Что теперь скажешь, стоило ли ему сбегать?

— Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше, не мной придумано.

— Заруби себе на носу: всякая мораль, связанная с идеей выгоды, на практике ведет к преступлению.

Далее их вполне мирную философскую беседу нарушил рокот какого-то летящего устройства, рокот перешел в грохот прерывистый, булькающий, с пронзительным тонким писком — пи-пи-пи! Буравя небосвод, совсем низко над головой пронесся космический корабль, ослепительный, с плоскими антеннами для сбора солнечной энергии и всякими пристройками, отчетливо видными с облака; едва он пронесся и грохот чуть поутих, как послышалось суматошное хлопанье крыльев, что-то невидимое свалилось и тут же трижды пропел петух. Старец вскинул бороду и тенором балагура, совсем иначе, нежели он говорил с Зиновьевым, заискивающе, пожалуй, прокричал вслед кораблю:

— Эй, вы там, «Эльбрусы!» Уточните траекторию, шельмецы! Опять мне с крыши петуха сбили! — и погрозил пальцем, но не гневно, а с улыбкой даже, как перед силой, с которой лучше не связываться. А ведь они для старца не просто нарушители, они — сокрушители. Так оно и на земле бывает, замечал Зиновьев, бандиту дружинники погрозят пальцем, а кроткого интеллигента подмикитки берут.

Корабль, однако, уже был далеко, вряд ли «Эльбрусы» услышали пожелание старца, пошалили слегка, развлеклись в своей невесомости, и теперь на облаке стало еще тише, чем было.

«Зачем он меня призвал?» — подумалось Зиновьеву. Стоит он голый, космонавты его наверняка видели, мониторы у них включены, дадут репортаж вечером по телевидению, покажут его встречу со старцем, прокомментируют.