Читать ««...Моє дружнєє посланіє». Вибрані твори» онлайн - страница 156
Тарас Григорьевич Шевченко
«Друг твой, брат, дурак, да ещё какой дурак. От сотворения мира не было ещё такого необыкновенного дурака. Ему, видишь ли, не удалась программа, что же он сделал с отчаяния, вот уже не отгадаешь: женился, ей-Богу женился. И знаешь, на ком? На своей весталке, да ещё на беременной! Вот потеха: беременная весталка. И, как он сам говорит, беременность именно и заставила его жениться. Но не думай, чтобы он сам был причиной этого греха. Ничего не бывало, это бестия мичман напакостил, – она сама созналась. Молодец мичман! Накуралесил да и уехал себе в Николаев, как ни в чём не бывало. А твой-то великодушный дурак и – как кур во щи. Куда, говорит, она теперь денется? Кто её приютит теперь, бедную, когда родная тётка выгоняет из дому? Взял да и приютил. Ну, скажи сам, видал ли ты подобного дурака на белом свете? Верно, и не слыхал даже. Правду сказать, беспримерное великодушие или, вернее, беспримерная глупость. Это всё ещё ничего, а вот что до бесконечности смешно: он написал с неё свою «Весталку», с беременной, да как написал! просто прелесть! Такого, такой наивно-невинной прелести я ещё не видывал ни на картине, ни в природе. На выставке толпа от неё не отходила. Она сделала и публике такой шум, как, помнишь, когда-то сделала «Девушка с тамбурином» Тыранова. Превосходная вещь! Сам Карл Павлович перед нею много раз останавливался, а это что-нибудь да значит. Её купил какой-то богатый вельможа и хорошо заплатил. Копий и литографий с неё – во всех лавках и на всех перекрёстках, одним словом, успех полный. А он, дурак, женился. На днях я заходил к нему и нашёл в нем какую-то неприятную перемену. Тётушка, кажется, его прибрала к рукам. У Карла Павловича он никогда не бывает, вероятно стыдится. Начал он со своей жены и не со своего дитяти Мадонну с предвечным младенцем, и если он кончит так хорошо, как начал, то это превзойдёт «Весталку». Экспрессия младенца и матери удивительно хороша. Как это ему не удалась программа, я удивляюсь. Не знаю, допустят ли его, как женатого, будущий год к конкурсу; кажется, нет. Вот всё, что я могу тебе сообщить о твоём бестолковом друге. Прощай! Карл Павлович наш не совсем здоров; весною думает начать работать в Исаакиевском соборе.
Невыразимая грусть овладела мною по прочтении этого простого приятельского письма. Блестящую будущность моего любимца, моего друга я видел уже оконченною, оконченною на самом рассвете лучезарной славы, но помочь горю уже было невозможно. Как человек, он поступил неблагоразумно, но в высокой степени благородно. Будь он простой живописец-ремесленник, это событие не имело бы на его занятия никакого влияния, но на него, на художника, на художника истинно пламенного, это может иметь самое гибельное влияние. Потерять надежду быть посланным за границу на казенный счёт – этого одного достаточно, чтобы уничтожить самую сильную энергию. На свой счёт побывать за границей об этом ему теперь и думать нечего. Если усиленный труд и даст ему средства, то жена и дети отнимут у него эти бедные средства прежде, нежели он подумает о Риме и его бессмертных чудесах. Итак,