Читать ««...Моє дружнєє посланіє». Вибрані твори» онлайн - страница 147

Что я мог сказать на это? Убрал палитру и кисти, переоделся и поехал. Дорогой, однако ж, и помину не было об эстетике. За обедом, как обыкновенно, был весёлый общий разговор, а после обеда уже началась лекция. Вот как было дело.

В гостиной, за чашкой кофе, старик Уваров завёл речь о том, как быстро летят часы и как мы не дорожим этими алмазными часами. – Особенно юноши, – прибавил старик, глядя на сыновей своих.

– Да вот вам животрепещущий пример, – подхватил Карл Павлович, показывая на меня: он сегодня оставил класс, чтоб только побаклушничать на даче.

Меня как кипятком обдало, а он, ничего не замечая, прочитал мне такую лекцию о всепожирающем быстролетящем времени, что я теперь только почувствовал и понял символическую статую Сатурна, пожирающего детей своих. Вся эта лекция была прочитана с такой любовью, с такой отцовской любовью, что я тут, в присутствии всех гостей, заплакал, как ребёнок, уличенный в шалости.

После всего этого, скажите, чего мне ещё недостает? Вас! Только одного вашего присутствия недостает мне. О! дождусь ли я той великой радостной минуты, в которую обниму вас, моего родного, моего искреннего друга! А знаете что? Не напишите вы мне, что вы приедете ко мне к святой, я непременно посетил бы вас прошедшею зимой. Но, видно, святые в небе позавидовали моему земному счастию и не допустили этого радостного свидания.

Несмотря, однако ж, на всю полноту моего счастия, мне иногда бывает так невыносимо грустно, что я не знаю, куда укрыться от этой гнетущей тоски. В эти страшно продолжительные минуты одна только очаровательная моя ученица имеет на меня благотворное влияние. И как бы мне хотелось тогда раскрыть ей мою страдающую душу разлиться, растаять в слезах перед нею… Но это оскорбит её девственную скромность, и я себе скорее лоб разобью о стену, чем позволю оскорбить какую бы то ни было женщину, тем более её, её – прекрасную и пренепорочную отроковицу.

Я, кажется, писал вам прошедшей осенью о моём намерении написать с неё весталку в pendant прилежной ученице. Но зимою трудно было достать лилии или белой розы, а главное, мне мешал несносный мичман. Теперь же эти препятствия устранены, и я думаю между делом, т. е. между программою, привести в исполнение мой задушевный проект, тем более это возможно, что программа моя немногосложна, всего три фигуры. Это Иосиф толкует сны своим соузникам – виночерпию и хлебодару. Сюжет старый, избитый, и поэтому-то нужно хорошенько его обработать, т. е. сочинить. Механической работы тут немного, а впереди ещё с лишком три месяца времени. Вы мне пишете о важности моей, быть может, последней программы и советуете как можно прилежнее изучить её, или, как вы говорите, проникнуться ею. Всё это прекрасно, и я совершенно убежден в необходимости всего этого. Но, единственный мой друже, я боюся выговорить: «Весталка» меня более и постоянно занимает, а программа – это второй план «Весталки». И как я ни стараюсь поставить её на первый план, – нет, не могу уходит, и что бы это значило – не знаю. Думаю прежде окончить «Весталку» (она у меня уже давно начата). Окончу, да и с рук долой, тогда свободнее примуся за программу.