Читать «Мадемуазель Шанель» онлайн - страница 206

— Сейчас не время для моды, — сказала я. — После этого никто из нас больше не сможет шить модных платьев.

Знала ли я, что за сила на нас надвигается? Мне казалось, что знала. Но я была единственным модельером в Париже, собравшим весь персонал и сообщившим о своем решении. Ателье на улице Камбон, а также магазины в Биаррице, Довиле и Каннах закрываются на неопределенный срок. Я буду продолжать продажу духов и украшений, но не более того. Для этой цели я оставляю небольшой штат сотрудников; остальные к концу недели должны уйти. Возмущенные работницы были убеждены, что таким образом я мщу им за неповиновение во время забастовки, и обратились в трудовой комитет. Президент Chambre Syndicale Люсьен Лелонг, курировавший предприятия, выпускающие модную одежду, и сам известный модельер, пригласил меня на ланч и попытался убедить, чтобы я не закрывала ателье и мастерские. Он надеялся, что, как и во время Первой мировой войны, от нас потребуют организации благотворительных показов, а возможно, даже проектирования образцов военной формы.

Я пренебрежительно фыркнула:

— Модные мундиры для солдат, что ли? Сомневаюсь, что свастика будет подходящим аксессуаром.

Может быть, мотивом моих действий было что-то еще, нечто невыразимое — горькое жизненное разочарование, утрата иллюзий. Внезапная смерть Ириба, соперничество со Скьяпарелли, еще один надвигающийся конфликт, который принудит меня бороться, в то время как весь мир будет лететь в тартарары. Возможно, все это вконец измотало меня, лишило моего неослабевающего внутреннего стимула.

Ночью, оставшись одна в номере «Рица», я курила, смотрела в окно на площадь и улицы далеко внизу, на затемненные окна на случай воздушных налетов. Хотя германские войска совсем недавно вторглись в Данию и Норвегию, жизнь вокруг все еще продолжалась, мой друг Лифарь танцевал в «Русском балете», кабаре, бары и рестораны жили полной жизнью и процветали. Я закрыла свое ателье, но Париж оставался открытым городом, и жизнь в нем била ключом. У людей с положением в обществе забирали в армию слуг, родственников, они спешно кутали своих детей в теплую одежду и отправляли в деревню, где было безопасно, прятали ценные вещи в сейфы и переезжали жить в номера отелей, которые при случае легко покинуть. Воспоминания о прошлой войне пронизывали все наше существование. Только сейчас преследующие нас дежавю были какие-то худосочные, и мы покорно ожидали неизбежного. Большинство моих близких друзей, таких как Кокто и Мися, заявляли, что Париж они не покинут ни за какие коврижки. В конце концов, и раньше немцы никогда не вторгались в этот город. Я разделяла их чувство, даже если оно все больше смахивало на отчаяние, а не на пренебрежение опасностью.

Тем не менее я сомневалась в своей правоте. Может, внезапно закрыв ателье, я просто поддалась минутному порыву? Может, это ошибка? Была ли я первой, кто капитулировал в борьбе? Не случилось ли так, что я сдалась прежде, чем все началось?

Только время рассудит нас, думала я, вернувшись в свой гостиничный номер. Я поднялась по невысокой лестнице, ведущей в спальню, расположенную в мансарде, строгую, как келья монашенки. Я заплатила деньги за то, чтобы мне устроили это тихое местечко, где можно отдохнуть, где нет никаких звуков, кроме тикающих часов Боя, которые я добросовестно завожу каждый день. Уютно устроившись в постели, я уплыла мыслями в прошлое, к своей юности в Мулене, Виши и Руайо, оживляя в памяти свое безумное стремление куда-то бежать, видела перед собой свои первые, еще довольно аляповатые шляпки, вспоминала свое разочарование и компромисс, который я заключила с совестью, и, наконец, минуту, когда Бой в первый раз взял меня за руку.