Читать «Верни мои крылья!» онлайн - страница 103

Перед входом в театр этим утром ей пришлось отыскать лужу почище и хорошенько сполоснуть в ней подошвы сапог. На черных кожаных носах подсыхали серые брызги, и Ника по очереди сунула их в сахарный островок снега, накиданный дворниками с крыши. Именно в этот момент она заметила бездомного человека. В углу за крыльцом, на каменной отмостке возле водосточной трубы, схваченной скобами и ведущей к канализационной решетке, под которой неумолчно журчала весенняя вода. Бездомность в нем (или в ней – принадлежность к полу было не разобрать) зияла как болезнь, печать, как нечто, не требующее объяснений, ответов, очевидная и чуждая всем тем, у кого есть дом. Сперва Ника даже не поняла, что это живое существо, скрытое в бесформенном ворохе разномастной одежды, ей знакомо. Оно сидело на корточках, нахохлившись, так что не видно было лица. Поверх заляпанного пуховика наброшена старая растянутая кофта с чужого плеча, бордовая в коричневую полоску, со спущенными в некоторых местах петлями. Совершенно явно этот человек надел все, что у него было, чтобы не замерзнуть прошедшей ночью. Только непонятно, удалось ли ему это. Там, где должна быть голова, покоилась большая меховая шапка, поглотившая своего теперешнего хозяина, надвинутая на самый его лоб. Пальцы поджались внутрь рукавов так, словно этот чудовищный снеговик и вовсе их не имел. Ника шагнула, еще не понимая, хочет ли она помочь или прогнать, – и только тут поняла, что это Дашка. Девочка спала скукожившись и опершись плечом о стену.

Сон не был пьяным: чутко заслышав чье-то приближение, девочка встрепенулась, проворно подняла голову и подскочила на ноги, еще толком не проснувшись.

– Дашка… Боже мой…

Дашка смотрела на Нику, узнавая и не узнавая. И Ника точно знала, что произошло что-то непоправимое, из взрослого мира, и слова не имеют сейчас никакого смысла. В глубине серых глаз ворочалась такая тоска, которой нечего было противопоставить. И, повинуясь интуитивному желанию, Ника шагнула еще ближе. От кофты шел терпкий запах бездомности, перебить который не могла даже свежесть льющейся с крыши капели. От Никиного стремительного приближения Дашка вздрогнула и съежилась – и отступила бы, если бы было куда. Но Ника привлекла ее к себе за плечи и крепко обняла. Шапка соскользнула назад и упала, и тогда Никина ладонь легла на маленький затылок. Только теперь Дашка задрожала, крупно, всем телом.

– Тш… все хорошо… тшш…

Капель лилась обеим за шиворот, но Ника ощущала только запутанные, слипшиеся на затылке волосы и дрожь маленького затравленного зверька, которому некуда деться.

Есть люди, один облик которых уже говорит: «Спроси, спроси же меня, начинай расспрашивать сейчас же». Они наслаждаются своим нездоровьем, своими горестями, им нужно, чтобы их выслушали, приголубили. Пожалели. Ника догадывалась, что Дашка не относится к таким. Но даже при этом знании настороженность и пугливость этого подростка причиняла боль. Когда Ника делала шаг в ее сторону, подходила чуть ближе допустимого, из Дашки словно выпускали воздух, как из резинового мяча. Она с трудом дала уговорить себя раздеться, снять кофту и пуховик, под которым оказались еще два свитера и футболка, растянутая, с серым от грязи воротом, насквозь пропитанная потом и страхом. Ника завела девочку в актерский душ, что располагался через стенку от гримуборных, и оставила там, успев заметить, что предплечья худеньких рук покрывают синие и багровые кровоподтеки, свежие, еще не пожелтевшие. И снова в глазах это предостережение: не спрашивай, не говори ничего, чтобы мне не пришлось врать. Ника предпочла покориться и плотно притворила дверь, тут же услышав, как предательски поспешно с той стороны рванулась в паз задвижка шпингалета.