Читать «Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая» онлайн - страница 233
Анатолий Петрович Хлопецкий
Недавнее прошлое охватило меня с непреодолимой силой – словно и не было всех моих потерь и скитаний, и любимые и любящие люди снова были рядом; и любовь к ним, и печаль о них были светлы. И о них я молился, как в детстве: искренно и самозабвенно, прося для них – Царствия Небесного, а для своей души – прощения и успокоения.
Не знаю, сколько времени мы пробыли в храме – я очнулся оттого, что Василий Сергеевич тронул меня за плечо, мы молча вышли в солнечное сияние летнего дня и повернули к реке.
Мы вернулись на плоты, и больше никогда я не видел, как Василий Сергеевич молится, и никогда мы не касались в наших разговорах вопросов веры. Долго после этого не бывал в храме и я, но мне казалось, что после молитвы в этой сельской церкви моя мама и отец Алексий простили меня.
* * *
Мы возвратились в город в начале августа. Василий Сергеевич занялся набором новых людей в группы для начинающих, а я снова пошел в свою грузовую контору. Обычно он утром выходил из дома раньше меня, потому что не признавал никакого транспорта и всегда добирался почти на другой конец города пешком.
Однажды, собираясь на работу, я зашел в его комнату, чтобы заточить карандаши. На письменном столе передо мной лежала раскрытая тетрадь, а из-под нее выглядывал исписанный лист бумаги.
Даже тогда, при всей своей молодости, я понимал, что поступаю нехорошо, но, бросив взгляд на тетрадные листы, я уже не мог от них оторваться. Это было что-то вроде дневниковых записей. Не берусь воспроизвести их дословно, тем более через столько лет, но вот что врезалось мне в память:
«…Зачем, за что, почему все это было: потеря Анны, нелепый исход моей работы в Японии, гибель Маши?! Словно какие-то двое стояли над моей судьбой: один начинал вести нитку или рисовать линию, а другой немедленно обрывал нитку или стирал продолжение линии, как бы безмолвно говоря: „Не то, не то!“ Где же то? Для чего предназначена моя жизнь, предназначена так жестко, что все ненужные варианты отсекаются с болью, со страданиями? В чем смысл моих дней? Господи, не дай мне стать тем рабом, который зарыл свои таланты в землю!»
* * *
Я стоял, не в силах отойти от стола, потрясенный этими словами. Так, значит, он, которого я считал таким сильным, таким определившимся, таким уверенным в себе, мучился тем же, что и я?!
Я потянул за кончик листа, лежавшего под тетрадью. Это было письмо, адресованное, судя по содержанию, кому-то из товарищей по службе, недавно переведенных в Москву. В нем Василий Сергеевич просил, заклинал неизвестного мне человека помочь ему выбраться из Сибири. «Мне 36 лет, – писал он, – и появляется ощущение, что я израсходовал без толку добрую половину своих молодых лет». Он просил помочь ему перебраться в Москву или в Ленинград, где он мог бы работать «военным переводчиком Разведупра или преподавателем дзюу-до в ленинградской школе физо».
* * *
Я вернул листок на прежнее место и вышел из дому в таком глубоком раздумье, что впервые за все время опоздал на работу.