Читать «Мои погоны» онлайн - страница 2

Я ответил, что почерк у меня неважный: так говорили учителя.

Шубин покопался на столе, дал мне четвертушку листка, вырванного из тетради:

— Н-напиши ч-что-нибудь.

Я обмакнул перо в пластмассовую чернильницу с узким горлышком, старательно вывел: «Смерть немецким окупантам!»

— Н-нормальный почерк, — сказал Шубин. — Только оккупанты с двумя «к» пишется. Ты сколько классов кончил?

— Шесть.

Капитан покосился на меня:

— Выходит, оставался?

— Один раз, — признался я.

По устным предметам я всегда получал «отлы» и «хоры», потому что легко запоминал прочитанное, а решать примеры, доказывать теоремы не умел. Математика требовала усидчивости, сосредоточенности, — того, чего не хватало мне. Именно поэтому на экзаменах по алгебре я получил «плохо» и остался в шестом классе на второй год.

Я выписывал повестки, стараясь не делать грамматических ошибок, вспоминал в затруднительных случаях правила из учебника русского языка, а капитан, перебирая разложенные на столе бумаги и подписывая некоторые из них, рассказывал про фронт. Он явно симпатизировал мне. На Шубина, наверное, произвело впечатление то немое обожание, с которым я посматривал на него, бывшего фронтовика.

Был он кадровым военным, командовал стрелковой ротой. В сорок первом, под Витебском, его контузило и ранило одновременно.

— Как? — спросил я.

— П-под бомбежку п-попал.

Несмотря на это, капитан казался мне героем. Он видел фашистов, стрелял в них.

— Т-троих уложил, — похвастал Шубин. Его веко дернулось, почудилось — капитан по-свойски подмигивает мне.

После госпиталя Шубина комиссовали, но он не согласился с этим, пошел в наркомат обороны, попросил оставить его в армии.

— П-полгода ходил, но д-добился, — сообщил Шубин. — Т-теперь вместо пенсии з-зарплату получаю и п-паек, П-правда, не фронтовой, но мне х-хватает.

— А на фронте как кормят? — поинтересовался я.

— Х-хорошо кормят. Д-девятьсот граммов хлеба, плюс п-приварок, не считая сахара и к-курева.

— Сколько хлеба? — Мне показалось, что я ослышался.

— Д-девятьсот граммов, — повторил Шубин.

Был я долговяз и тощ. Посмотришь в зеркало — жердь. Свой паек — шестьсот граммов хлеба — съедал в один присест. Часа полтора ощущал сытость, а потом снова начинало урчать в животе. Поэтому сообщение Шубина ошеломило меня. От волнения я даже кляксу поставил. Положил на нее промокашку и сказал:

— Заберите меня поскорее в армию, товарищ капитан!

— П-при первой в-возможности, — пообещал Шубин. И добавил: — Если м-медкомиссию пройдешь.

Медкомиссию я проходил последним. Один из врачей — очкастый, костистый, весь, казалось, состоящий из острых углов, — велел мне положить ногу на ногу. Я знал: нога подпрыгнет, когда по ней стукнут блестящим молотком. Решил обмануть врача, напружинил ногу, но она, злодейка, все же дернулась.

— М-да, — промычал врач.

«Не возьмут», — испугался я и сказал бодро:

— Это от переутомления, доктор. Весь день повестки выписывал.

— Может быть, может быть, — закивал врач.

Стараясь не выдать себя, я вежливо спросил: