Читать «Мои погоны» онлайн - страница 5

В детстве меня и Зою дразнили женихом и невестой. Я краснел, доказывал, что Зоя для меня ноль без палочки, хотя думал по-другому.

Зоя вела себя иначе. Она гордо вскидывала головку и спрашивала:

— А дальше что?

Мальчишки и девчонки шмыгали носами, мямлили что-то и оставляли нас в покое.

Так было до войны. А сейчас Зоя стояла рядом молчаливая, притихшая. И если бы кто-нибудь назвал нас женихом и невестой, то, наверное, не ошибся бы.

Мать тоже хотела проводить меня, но вчера вечером ее срочно вызвали в больницу — она работала врачом. С тех пор как началась война и много медработников ушло на фронт, мать вызывали в больницу часто. Вчера за ней прибежала говорливая санитарка в телогрейке, накинутой на белый халат. Мать вздохнула и стала молча одеваться. Я смотрел на седину в ее волосах, на тонкие, вздрагивающие пальцы со следами йода. Я понимал: еще немного, и мать заплачет, и сказал ей, стараясь говорить бодро:

— Не беспокойся за меня. Ничего плохого со мной не случится. Я давно стремился в армию, но — не брали.

— Знаю, — тихо произнесла мать.

Санитарка навострила уши, скользнула взглядом по вещмешку — он лежал, наполовину собранный, на диване:

— Никак сынка забирают?

— Да, — сухо ответила мать.

— Боже мой, — запричитала санитарка, — такого-то молоденького! И когда только это кончится!

Я не сказал матери всего, что решил сказать ей при расставании, — постеснялся санитарки. Проводил ее до больницы, пообещал часто писать, шепнул ей на ухо: «Мамочка!», поцеловал в щеку и вернулся домой.

Капитан Шубин вышел во двор в наброшенной на плечи шинели, поздоровался со мной за руку. «Видела?» — спросил я Зою взглядом и посмотрел на ребят.

Зоя улыбнулась, ребята стали шептаться.

— Ж-жми, Саблин, на с-сборный пункт, на Соколиную гору, — сказал Шубин. — Остальные п-позже подъедут. Ни пуха тебе ни пера!

— К черту, к черту, — быстро проговорила Зоя.

Капитан перевел на нее взгляд, и его глаза потеплели.

Я понял, что Зоя понравилась Шубину…

— Мировой мужик? — спросил я, когда мы направились к трамвайной остановке на Октябрьскую площадь, которую в нашем доме все называли по старинке — Калужской. — Он для меня что хочешь сделает.

— Не хвастай, — сказала Зоя.

Я хотел возразить, но передумал: в наших спорах Зоя всегда одерживала верх. «Если меня убьют, — вдруг решил я, — то Зоя пожалеет, что возражала мне».

Мысль о том, что меня могут убить, вызвала жалость к самому себе. Я подумал, что, может быть, последний раз вижу Москву — город, в котором родилась вся моя родня, даже прабабушки и прадедушки. Окинув взглядом двухэтажные домики, опоясывавшие Октябрьскую площадь, в которую вливались, словно реки в озера, улицы — Донская, Большая Калужская, Крымский вал, Большая Якиманка, Житная, Коровий вал и Шаболовка, родная Шаболовка, замощенная булыжниками, с громыхающими трамваями, с домом конусообразной формы, выходящим фасадом на площадь, — я начал вспоминать.