Читать «Мальчик с Голубиной улицы» онлайн - страница 17

Борис Самойлович Ямпольский

— Что ты им сказал? — спросил я Котю.

— Я их заколдовал и не расколдую, пока день не поменяется с ночью.

В это время пробили часы. Из них выскочила кукушка, взглянула на меня и, не веря глазам своим, спряталась в свой домик. Через секунду она снова выскочила и посмотрела: не исчез ли я? Но, увидев меня и в двенадцатый раз, захлопнула свой домик и заснула.

У Коти, как это было принято в те времена в богатых и уважающих себя семьях, была своя ученическая комната, посредине которой стояла настоящая парта, только не черная и не коричневая, а снежно-белая, словно для мороженого. А над ней висела картина «Остров мертвых» — синяя ива и вокруг синие черепа.

Котя сел за парту под «Островом мертвых», раскрыл тетрадь, посмотрел в потолок, вдруг плюнул на стенку, стараясь попасть в «Остров мертвых», поболтал ногами, поиграл с кошкой.

Наконец он взял ручку, попробовал перо на ногте, проверил на свет и только после этого, высунув кончик языка, приступил.

Буквы он не писал, а как-то рисовал, так что они похожи были на самовар, на пожарную каланчу, из которой идет дым, на карусель, на все что угодно, только не на буквы.

Вдруг он остановился и крикнул:

— Тетя!

— Ну, что тебе, Котенька?

— Тетя, отрежьте мне шишку на голове, потому что она мешает мне отбивать мяч.

— Вот я сейчас приду, я тебе покажу шишку, я тебе покажу мяч.

Кто-то тихонько приоткрыл дверь. Но Котя уже сидел за партой, прилежно склонив чуть набок стриженную под нуль голову и высунув кончик языка. Длинной ручкой он, разбрызгивая чернила, рисовал палочки и кружки, которые, криво и неумело сцепившись между собой, к удивлению самого Коти, составили: «Ученье — свет, а неученье — тьма».

Написав это, Котя вздохнул, вытащил новенькую розовую промокашку, и было жалко, что сейчас она ляжет на эти страшные буквы. Но Котя без страха и сожаления, даже с каким-то удовольствием, наложил ее на страницу, и она мгновенно стала фиолетовой.

— О, у него голова! — сказали за дверью.

Но вот дверь прикрыли, и Котя со всего размаху, с такой силой метнул в парту ученическую ручку, что она долго качалась на звенящем пере. А Котя хихикал, показывал дверям язык и даже дулю, после чего лег на козетку, свободолюбиво задрал вверх ноги и запел: «О-ля-ля, о-ля-ля…»

— Котя, иди немедленно играть гаммы, — позвала тетя Лиззи, тощая дама в корсете, с седыми буклями.

— Не хочу, — отвечал Котя.

— Иди, маленький, иди. Я тебе дам ириску.

— Сливочную? — спросил Котя.

Котю привели к пианино, усадили на круглый вертящийся стул — так, чтобы кисти рук находились на уровне клавишей. Котя как кукла сидел и ждал. Тетя Лиззи подняла крышку пианино, раскрыла ноты, нашла нужную страницу, прочла вслух:

— До-ре-ми.

Котя смотрел прямо перед собой, но не видел ни нот, ни мелких, непонятных, похожих на козявки, крючков на них. О чем он думал? Никто этого не знал.

— Ну, Котик, положи ручки.

— Зачем? — сказал Котя.

— Положи, получишь ириску.

Котя лениво, в виде одолжения, положил свои толстые пальцы на клавиши.

— До-ре-ми, — сказала тетя Лиззи, — ну, раз!

Но Котя и не думал шевелить пальцами. Точно деревяшки лежали они на белых и черных клавишах.