Читать «Мальчик с Голубиной улицы» онлайн - страница 161

Борис Самойлович Ямпольский

Один из них, в расстегнутой на груди рубахе, соединяя буквы, тыкал в них пальцем, и издали казалось — он укладывает в обойму патроны.

И вдруг каким-то чудом, непонятным для него самого, мертвые буквы на его потрясенных глазах схватились за руки и хором закричали: «Зна-ние — си-ла!» Он оглянулся: не сказал ли это кто-нибудь за спиной, но, убедившись, что это именно он прочел, он создал слово, боец закричал: «Зна-ние — си-ла!» — таким командным голосом, что все бойцы поняли это как «Эскадрон стройся!», вскочили на ноги, и кони вынули морды из торб с овсом.

А боец широко раскрытыми глазами смотрел в газетный лист и никак не мог насытиться впервые увиденными и прочитанными словами: «Зна-ние — си-ла».

Мы тихо пошли в школу.

То была последняя зима в школе, зима с долгими пятыми и шестыми уроками при смутном, желтом, мигающем электрическом свете, который часто гас. Зима торжественно-траурных собраний, в конце которых пели «Интернационал». И падали стены. И мы видели кладбище Пер-Лашез и Сакко и Ванцетти…

О, как все фантастически виделось и как все было тогда близко и достижимо!

Однажды в класс пришел учитель географии — старичок в люстриновом пиджачке, в пенсне на длинном шелковом шнурке, которое обычно медленно поднимал к глазам, если мальчик путал муссоны и пассаты.

Учитель поправил пенсне и равнодушно-монотонным голосом стал рассказывать о Тигре и Евфрате и о Занзибаре, о той далекой, призрачной, географической земле, которая существует только для экзаменов, но которую нам все равно никогда не увидеть.

В это время в дверях появился мальчик с газетой.

— Шанхай наш! — крикнул он и показал «Правду» со знаменитым рисунком Дени.

И сорок курчавых, вихрастых, румяных, щекастых мальчиков закричали «ура!», словно ликующий Шанхай подошел и остановился на пороге класса.

Им ясно виделись красные флаги, китайские буденновцы с саблями наголо, с песней «Яблочко» в зубах; они услышали трубы и барабаны, ветром донесло из Китая знакомый и мощный гимн, и все поднялись и запели с далеким и близким Китаем «Интернационал»:

Весь мир насилья мы разрушим…

И тут же класс отправился на смычку с Красной Армией.

Мальчики вошли гурьбой в этот большой, с витыми деревянными колонками зал бывшей Биржи, где теперь были ряды аккуратно заправленных серыми солдатскими одеялами коек, и притихли.

На длинном дубовом столе стоял на колесиках пулемет.

— А это есть пулемет системы «максим», — снисходительно сказал усатый взводный, и мальчики окружили пулемет. — «Максим» есть оружие ротное, — сказал взводный и стал разбирать пулемет на части.

В красно-накаленном свете казарменной лампочки сверкал металл разобранных частей, пружины и бойка.

Мальчики, выросшие в тихих домиках с кружевными занавесками на окнах, вдыхали с жаждой и восторгом запах казармы, запах кавалерийских седел и оружейного железа, — словно сердце чуяло, что это их будущая жизнь, и готовились и привыкали к ней, и хотели, и жаждали ее, и призывали, потому что были уверены, что им предстоит перестроить мир и добиться освобождения своею собственной рукой.