Читать «Пункт «Люда»» онлайн - страница 4

Обошел беленые будки на столбиках, с лестницами, сунул в каждую голову, снял показания приборов. Записал: давление воздуха — 800, скорость ветра — 5 м/сек, температура — 10 градусов. Морось, туман. Направление ветра определил, смочив палец слюной и подняв руку над головой (флюгер поскрипывал вверху на столбе, промелькивая темным пятном, и невозможно было различить его положение).

Включил радиостанцию, протрусив в аппаратную мимо печки, чадившей сбежавшим супом, связался с Хабаровском. После спросил у дежурившего там радиста, не появился ли отпускник Константин Петрович с метеопункта «Люда». Радист ответил, что не знает такого и выбил «ец» — конец связи. Побродив по эфиру, наткнулся на тихий далекий джаз, прибавил громкости, чтобы слышно было на весь дом.

Картошка, морковь и свекла перепрели, в кастрюле булькала красноватая жижа, похожая на бурячное пойло, — мать когда-то готовила такую еду поросенку. Окна запотели от пара, и запах дурманил преснотой. Евсюкову подумалось даже: «Плесну за порог!», но, сглотнув слюну, он открыл банку с тушенкой, вывалил мясо в кастрюлю, бросил туда же горсть сушеного лука.

«Эх, в Медыни уже картошечка молоденькая, лучок зеленый. Грибки тоже на подходе…»

Пора бы уже Константину Петровичу прибыть, совесть надо иметь. Вторую неделю сверх нормы прихватывает. Может, женился? Нахрапистый человек, испорченный своей жизнью… Евсюков ясно представляет себе Константина Петровича. Руки у него короткие, крючковатые, работают мелко, будто суетятся, и все возле себя; а если и оторвутся чуть в сторону — достать с вешалки шапку или папиросу позаимствовать, — тут же пугливо метнутся назад и забегают, как диковатые зверьки, по пиджаку, заглядывая в карманы, проверяя все ли там в порядке; и лицо Константин Петрович ощупывает ими так, словно боится, что может недосчитаться глаз, носа или вдруг обнаружить незаконных четыре уха. За столом старший товарищ ведет себя тоже не очень прилично: берет побольше кусок мяса, пожирнее маслит свою кашу; раз заметил Евсюков — он ел в кладовке сало-шпик. А сам худой, нервный и на одну ногу хромает — говорит, что в заключении, когда лес рубили, сосной отдавило.

Евсюков размачивает в супе сухари, хлебает. Ничего, есть можно — все-таки пища, питание. Без нее нельзя. Пропадешь совсем на этой высоте. Конечно, бабам, той же Люде, легче здесь было: блинчики состряпают, пирожки, шуры-муры; варенье из ягод здешних — морошки, голубики — варили, орехами кедровыми запасались. А мужику не жизнь. Муку в кладовке мыши жрут, бумагу на концентратах в клочья раздирают — как ни прячь. У Люды кошка была. Куда она делась: подохла, тоскуя о хозяйке, или в тайгу сбежала? Надо кошку заказать. Может, Константин Петрович прихватит, записывал себе в блокнот, «номер 39 — кошка», чтобы не забыть.

«Движок запущу, — решает Евсюков, — самое время аккумуляторы зарядить, как бы не сели шибко. Это главное — аккумуляторы, — внушает себе Евсюков, — без них никакой трудовой деятельности здесь».