Читать «Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести» онлайн - страница 184
Виктор Флегонтович Московкин
14
Нинка Студенцова, подобрав ноги, сидела на диване, читала. Похоже, она получила прописку не в столице, а у Головниных. Мило улыбнулась Сергею.
— Я, как видишь, за хозяйку, одна… Будешь обедать?
Сергей разделся, сел к столу. Наблюдал, как Нинка, шлепая босыми ногами, широкопятая, прошла за перегородку, где было подобие кухни. Подумал: всегда живая, сообразительная, тут никак не может понять его неудобства перед Николаем — приютил изгнанную жену и вроде бы тем самым оправдывает ее. А какое ему дело до их жизни, впору свои отношения уладить.
— Людмила еще не приходила?
Она вскользь глянула на него и тут же опустила глаза, с преувеличенным вниманием стала собирать на стол. Кастрюля, которую она принесла, была обернута газетами, чтобы не разогревать лишний раз, сохранить тепло.
— Сегодня на первое лапша грибная, на второе пирожки с грибами. Разгрузочный день. Ешь, мы уже обедали.
Нинка храбрилась, старалась казаться бесшабашной, хотя и видно было, что ей неудобно за нахлебничество в чужой семье.
— Люда ушла по делам. Галя у бабушки.
«Последнее время она часто уходит „по делам“, не скрывает радости, когда в доме есть кто-то посторонний, словно боится, что наедине может произойти объяснение, не хочет этого объяснения. Ей важно уходить „по делам“…»
А Нинка все приглядывалась к Сергею, ждала нужных для себя слов.
— Почему сама не позвонишь? Или, куда лучше, пришла бы прямо на работу.
— Чего проще! — В глазах Нинки появились слезы, лоб наморщился, и Сергей поспешил отвернуться: чего доброго, из жалости еще примет ее сторону. — Куда как просто! Но ни то ни другое у меня не получается. Как только он слышит мой голос, бросает трубку, как только ему говорят, что его ждет жена, ссылается на занятость. Это для вас он легкий, с добрым сердцем, на самом деле он упрямей десяти ослов.
«Эта ищет защиты у знакомых, ей необходимо, чтобы ее оправдывали, защищали. Дома она творит черт-те что, но ей надо, чтобы ее защищали».
Наблюдая за ее кошачьими, мягкими движениями, он думал, что ее «очередной заскок» оказался серьезнее, чем она предполагала, и, хотя никому не сознался бы, испытывал нечто вроде зависти к Николаю, решившемуся на разрыв.
— Сережка, не смотри на меня так, — попросила Нинка.
Он не понял.
— Когда смотрят сквозь тебя, думают о другом, бывает неприятно и страшно.
— Ребенка у тебя нет. Бесишься, потому что у тебя нет ребенка.
— Вот как! — Нинка подалась к нему, ощупывая злыми воспаленными глазами. — Если сейчас мне достаются крохи его внимания, что будет потом, когда появится ребенок! Какие вы олухи, мужики. Может, не всегда умеем привязать вас, не удается, но сами-то вы… считаете, заполучили в жены — и нет больше нужды… А это и тебя, Сережа, касается, хоть у тебя и чудесный ребенок.
— Никто никогда не поймет, что вам только нужно. Ищете, носитесь — все ради чего? Сто раз будь хорошим муж, все равно мало, все не так.
— Мы женщины, Сережа.
— Вы избалованные кошки. Серые, с подпалинами.
— Почему серые… и с подпалинами?
Сергей опомнился, усмехнулся.
— Мы ехали раз на машине… перебежала дорогу… Парень, которого я люблю, славный парень, смешливый, сказал: «Ничего, мальчики, если б черная кошка, тогда да». Вы серые кошки.