Читать «Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести» онлайн - страница 136
Виктор Флегонтович Московкин
Утром следующего дня Шаров увидел Аникина в Марьине. Встретились в столовой.
— Какими судьбами? — обрадовался Шаров встрече.
— Вызвали на совещание. Вчера звонок был.
Пошли вместе. В просторном зале уже толпился народ, хотя совещание было назначено на двенадцать.
К ним подошел Дерябин. Размашисто хлопнул по руке Аникина.
— Подготовил выступление, Иван Еремеевич?
— Нет, не получилось…
— Ну, это вы бросьте. Пойдемте со мной.
В пустом кабинете Дерябин усадил председателя за стол, подал бумагу, карандаш.
— Обдумывайте. Ваше выступление будет первым.
— Да о чем говорить-то? — непонимающе спросил Аникин.
— О делах, Иван Еремеевич, о делах. Дела ведь у вас не так плохи, а? Пишите.
— Не умею я выступать на больших собраниях, — сказал Аникин. — Да и остерегаюсь. Чем выше трибуна, тем больше глупости из меня прет.
— На похвалу напрашиваетесь, Иван Еремеевич?
Аникин удрученно вздохнул.
— Не знаю, что писать. Увольте.
Дерябин нервно взглянул на часы, покачал головой. Потом отобрал у председателя бумагу и стал писать. Аникин, сидя рядом, безучастно смотрел в окно, за которым ветер гнал сухой снег.
— Вот с этого и начинайте, а там добавите от себя. Главное — начать, — торопливо проговорил Дерябин, отдавая листки. Аникин не глядя сунул их в карман.
Совещание открыл небольшим докладом высокий мужчина с орденскими ленточками на пиджаке. Шаров с беспокойством поглядывал на Аникина, сидевшего в третьем ряду вместе с бритоголовым человеком, тоже, видимо, председателем. Когда Аникина назвали, он не спеша направился к трибуне. Медленно вытащил из кармана листки, долго расправлял их огрубевшими пальцами, потом с тщательностью нацепил очки со сломанной оправой и стал читать. Должно быть, почерк Дерябина был неразборчив, председатель делал длинные паузы, говорил, как камни ворочал. Его плохо слушали.
— Еремеич, поторопись.
Аникин поднял взгляд на крикнувшего и снова невозмутимо уткнулся в бумаги. Потом вздохнул и проговорил:
— Не пойму, что тут и написано.
— Да ты что, пьяный, что ли, писал?! — крикнули из зала.
— Да разве это я писал? — включился Аникин в игру. — Вот! — и указала на Дерябина.
В зале задвигались, послышались приглушенные смешки. А Аникин собрал бумажки и положил перед багровым от злости Дерябиным на стол.
— С чужого голоса куковать не могу. Не приучен. Не получается, — сказал он и пошел в зал.
Дерябин проводил его тяжелым взглядом.
В перерыве Шаров подошел к Аникину.
— Зачем вам это нужно было? Дерябин не из тех, кто прощает. Уж лучше бы поступить, как все: спорить, ругаться, а не заверять бумажку. Дельнее было бы…
— Не знаю, что дельнее, — возразил председатель. — Теперь меня одного будут трепать, о других забудут. Чуете разницу?
В голосе его Шарову послышались хвастливые нотки: я, мол, понимаю, что приношу себя в жертву, но делаю это ради спокойствия колхозников. «Новоявленный Аника-воин», — подумал Шаров.
Примерно года через два по делам газеты Шаров опять был в Марьине. На автобусной остановке неожиданно столкнулся с Аникиным. Одет тот был в добротное пальто, меховая шапка спускалась на глаза, белые чесанки — все на нем новое, все с иголочки. И это новое, еще не обмявшееся одеяние никак не вязалось с обликом прежнего председателя.