Читать «Русские исторические женщины» онлайн - страница 163

«Сотвори, свет мой, надо мной милость, приезжай к нам, батюшка мой, не замешкав. Ей, ей, свет мой! велика мне печаль, что тебя, света моего-радости, не вижу. Писал ты, радость моя, ко мне, что хочешь всех кораблей дожидаться: и ты, свет мой, видел, которые прежде пришли: чего тебе, радость моя, тех дожидаться? Не презри, батюшка мой свет, сего прошения. Писал ты, радость моя, ко мне, что был на море: и ты, свет мой, обещался мне, что было не ходить».

Это было летом 1693 года. В сентябре Петр воротился к матери и начал готовить новый морской «потешный» поход. Но 25 января 1694 года царицы Натальи Кирилловны не стало – некому уже было докучать Петру своими письмами! Впрочем, у него еще оставалась «постылая» жена, – но о ней после: ее он и не любил, а мать он действительно любил. Царица Наталья умерла еще молодой – на 42-м году жизни. По словам очевидца, Петр плакал «чрезвычайно». Тоску по матери он топил в работе.

«Федор Матвеевич! – писал он в Архангельск двинскому воеводе Апраксину, брату вдовы-царицы Марфы, второй супруги покойного Федора Алексеевича: – Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце. По сих, яко Ной, от беды мало отдохнув и о невозвратном оставя, о живом пишу», т. е. о деле, о снаряжении новой экспедиции в море.

Но неугомонной сестре такого же неугомонного брата тоже не сиделось в монастыре. Несмотря на то, что монастырь оберегала сильная стража, – стрельцы, остававшиеся в Москве, подкопались под комнаты царевна, разобрали пол и подземным ходом вели уже свою царицу на свободу; но сторожевые солдаты напали на них и, после упорной с обеих сторон схватки, заставили Софью воротиться в место своего заточения.

Разосланные по далеким городам Русского царства стрельцы тосковали по Москве, по своей прежней жизни, как тосковала по ней и царевна Софья, сидя в монастыре. Тосковали по этой жизни и прочие царевны, которые тоже когда-то заправляли государством, брали из царской казны денег, сколько им было угодно, а теперь и они в опале, в загоне, хоть и на свободе: все захватил в руки ненасытный «братец». Для царевен ничего более не остается, как пересуживать поступки и дела своего «братца», тайно сноситься с заключенной Софьей, особенно же при помощи своих постельных девушек и стрельчих, которые сильно плакались на молодого царя за своих опальных и казненных мужей.

– Которого дня государь и князь Федор Юрьевич Ромодановский крови изопьют, того дня в те часы они веселы, а которого дня не изопьют, и того дня им и хлеб не естся, – говорили они, жалуясь на тяжелые времена.

А Петр в это время был уже за границей: самая пора действовать женщинам.

Более других мутила во дворце царевна Марфа. Некоторые из остававшихся в Москве и из бежавших в нее из ссылки стрельцов составили челобитную о том, чтобы царевну Софью опять посадить «на державство», и через одну стрельчиху переслали эту челобитную во дворец, к царевне Марфе. Царевна приняла челобитную и, посылая со своей постельницей грамотки к стрельцам, говорила: