Читать «Евразия» онлайн - страница 4

3.

Из темно-бурой массы, погромыхивая отдаленной телегой — другой третьей, испарялись в огрублое надбарачное небо запахи пота, серничков, портянок, отхаркивания, матерщина, понукания и

— Смирррна — вняйсь!

снова: — смирррна — вняйсь!

но изумительные красные, рубиновые, багровые покурочки так бы и прели до утра, так бы и наядривали тьму, так бы и попыхивали приветами друг другу:

— Ты здесь, Ваня?

— Я здесь, Ваня.

— Не бойся, я человек.

— И ты не бойся, чудашка, я тоже.

— Это ничего, что матерщина?

— Ничего, ничего.

— Будь покоен, Ваня.

— И ты, Ваня, милый,

— если бы не харрркнуло хррриплым аррршином, перекрыв матеррррщину:

— Спрррава по отделениям

— арррш!

И куда-то в провал беззвездный, нерадостный, отбивая положенный топот — закачалась нелепой машиной безмолвная бурая масса через три с половиной минуты после рожка и команды:

— ввай на тревогу.

А там, впереди, задиньдонкали пушки, и за первой ракетой позыкнулись в небо вторая и третья, четвертая, пятая, и все голубые, и снова диньдоном в нагрублое надбарачное небо, — зачем напружилось хмурью и смутью, зачем оно небо, а не крышка гигантского гроба, зачем оно может простором дышать, а не дышит.

— Донн!

— Донн!

— Не засти, отойди-отойди, донн!

— Три-чтэри.

— Донн, донн!

— Три-чтэри.

— Перррьвая рота — а-ррруку — повзводнэээ — б-гом

И темно-бурыми потоками, не дослушав законного ааарш! — машина незаконно, по-своему, не по-машинному, не по-командному, вперед, туда, где ракеты, звякая звуками звонких котелков, ручейками, штыками, упруго подпрыгивая пружинистыми прыжками

загромыхала, вдруг обнаружив людей, и много-много людей, как же:

— Эй, наяривай, ребята, веселей!

— Пушки-то… работают, словно по делу…

— В игрушки играют.

— И зачем это по ночам будить, зачем по ночам будить?!.

— Ты… гляди за делом-то…

— Знай, под ноги подвертывается… по но-чам!

— Мужики, подтянись, мужики!

— Тамбовский, котелок не потеряй!

— За своим мотри. —

А там, впереди, словно поняли: под законом командным, под законом машинным — у тамбовского и у курского — свой закон, может, веселый, может, печальный, а может и не веселый, и не печальный, а строгий, словом, закон, а не мертвое дерево и — стаями забезмолвились в небо голубые ракеты, как бы приветствуя, обеспокоились пушки, перестали диньдонкать, заухали:

— стойте, ух! куда вы, ух! смертью пахнет, ух! —

но темные, бурые клочья, не слушая, разрываясь все мельче и мельче, не по-машинному, не по-командному, — вперед, навстречу, вот и проволока — режь ее, рви ее, руби ее — и бесперечь зачирикали, чиркая, острые чортики черной проволоки, и снова бурые клочья — вперед, навстречу —

зигзагному беззвучному зову взвившейся новой — зеленой — ракеты. —

И вдруг, прямо в мутные волны набухшей, прорвавшей плотину реки