Читать «Евразия» онлайн

Николай Огнев

Евразия

Александр Македонянин устроил в Вавилоне символический брак Европы и Азии, но из этого ничего не вышло…

(Из растрепанного учебника географии).

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Фронт поручика Раздеришина

1.

Встал передо мной Раздеришин, как всегда в своем синем казакине; золотые наплечники светятся-светятся; ты, — говорит, — ты-ты-ты, не-го-дяй; и, развернувшись костлявой ручищей, бац мне по морде; красные пятна пошли у меня по щеке, как тогда, за железкой у шулера Кротова. Сердце мое загорелось и прыг!.. Нет, железные обручи, — шалишь, не попрыгаешь. Тут офицерское слово мое рассердилось, вскочило и хвать за погон Раздеришина: — сам — негодяй, хулиган и мерзавец, и это известно бригадному-гадному! Так. Но позвольте, позвольте… Ехал-поехал бригадный мундир…

— Ваш-сок-родь! Бригадный командир, генерал Оптик, изволили приехать. Ваш-сок-родь?

Копоть по комнате ползает змеями; лампа темней фонаря; и во рту всевозможная дрянь; и все же — прощать Раздеришину.

— Прямо на фронт проехать изволили. А, ваш-сок-родь?! Дежурный писарь три раза прибегал…

Прапорщик Арбатов пружиной прыгнул с койки прямо на Федора, денщика; спросонья пхнул кулаком в живот — и Федор принял, как надо:

— Хы, ваш-сок-родь! Где, грит, дежурный офицер? Там, на фронте, тревога, что ль, какая…

— Воды!

— Пожалте, ваш-сок-родь!

— Давно бригадный приехал? Ф-фу, и холодна же, бестия!..

— Минут с пять, должно, сок-родь.

— Выдумает тоже, по ночам ездить…

— Та-ак точно, сок-родь. Люди спят…

— Ну, рассуждать еще! Шашку, револьвер.

— Пжалте, ваш-сок-родь.

Темное в карманном зеркальце прыгнуло лицо — чорт, побриться бы глаза, наверно, мутноваты после вчерашнего — офицер, офице-ер, про-из-ве-ден в офицеры, да-с, в офице-еры, и морду бить тому шпаку, который скажет: офицера.

— Позвольте доложить, ваше высокоблагородье. Четвертый раз телефон звонит. Бригадный командир изволил распорядиться всем дежурным офицерам прибыть на зеленую горку…

У писаря рожа в очках: шшшляпа фетровая, ин-тел-ли-гент: из студентов, наверно: нарочно без шапки пришел, чтобы честь не отдавать, сволочь какая…

— Командир полка приказал.

— Изволил приказать, а не приказал. Тты!

— Изволил приказать играть по всем ротам тревогу к атаке.

— Кого атакуем? — точно так и надо, точно каждый день ночная атака.

— Обозначенного под литерой эн противника, ваше высокоблагородие.

— Стпай! Титуловать тебя не научили. Скажешь там вестовым, чтоб бежали по ротам насчет тревоги.

— Слушш-с, ваше высоко-бла-городие.

Нарочно растянул, мерзавец. Знает, что полагается титуловать по чину, а не по должности. Сволочь.

И зевая до боли, на ходу вдевая ремень под погон — никак не вдевается, окаянный, — Арбатов мимо бараков по мерзлой земле в сладкий холодный воздух, — а рожки уже пели, должно быть, писарь по первому разу послал вестовых — в серую муть, — кой-где бегом, точно стегали по икрам.

— А Раздеришин? Сонная горечь во рту — ну, при чем офицерское слово? Странный сон; правда, Раздеришин — выскочка и подлиза; но никогда себе не позволит ни с того, ни с сего — по морде — тьфу, копоть во рту! — с детства знаю Раздеришина — рожки-то, рожки заливаются, прелесть какая, ночная атака, — а в полку про него говорят: пьет, как мортира, в железку играет, как бог; ну, а все же, а все же — подлиза. Вот, про меня никто не может сказать, что подлиза. Сегодня в запасном, а завтра на фронте, и не на игрушечном фронте, а на самом, что ни на есть настоящем — со смертью, со смертью, да-с, чорт подери, в атаку, на пули, на пули, а не на облезлые манекены…