Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 182

Виктор Костевич

Пивко нашлось у появившегося вскоре Гольденцвайга. Правда, немного, только для командира взвода. Но мы не обиделись. Обижаться на Гольденцвайга было бы последним делом. Равно как обращать внимание на произносимые им глупости.

– Скорей бы уже в настоящий бой, – сказал он, преданно глядя на смаковавшего пиво Грефа. Тот, разумеется, не поверил в такое невероятное рвение, однако, щадя самолюбие полезного подчиненного, ограничился кратким «успеется».

– Я тут огнеметчиков видел, – продолжил Гольденцвайг. – Туда, верно, кого попало не берут.

Мы промолчали.

– Интересно, а авиация сегодня будет? – спросил он некоторое время спустя.

Мы промолчали вновь и были посрамлены – вскоре к чуть-чуть ослабевшему гулу орудий добавилось гудение авиамоторов. Сначала отдаленное и тягучее, а потом бешеное, яростное, рвущее сердце и душу на части. Даже у нас – что говорить о русских?

Подняв глаза, Дидье изумленно присвистнул.

– Господи, да сколько же их там?

Я тоже вскинул голову. Невысоко над землей, среди поднятых артиллерией облаков дыма и пыли проносились десятки машин. Наших, с крестами на плоскостях – «Юнкерсов», «Хейнкелей», «Мессершмиттов». Почти сразу же завыли сирены пикировщиков и раздался грохот рвущихся авиабомб. Небо сделалось черным, стало труднее дышать. Греф повертел головой и провел ладонью по стволу автомата.

Так мы и сидели. Не обращая внимания на время и не думая ни о чем. Поднявшийся ветер то и дело вбрасывал в нашу траншею песок вперемешку с землей и каменной крошкой. Сначала мы их стряхивали, потом перестали. Только спрятали посуду и плотнее надвинули каски. Я извлек из ранца кусок брезента и прикрыл им затвор винтовки. Вроде бы ни к чему, а всё же спокойнее.

– Концерт затянется надолго, – будто бы с сожалением заметил пробравшийся к нам Главачек.

– Ну и пусть себе тянется, – честно выразил общее мнение Греф.

Капитан-лейтенант Сергеев

2 июня 1942 года, вторник, двести пятнадцатый день обороны Севастополя

Вот и поехало, сказал себе я, услышав, как в один момент загрохотало по всему фронту – и не замолкло через десять минут, как бывало при обычном артналете. Началось, и долго теперь не кончится. Быть может, до самой смерти. Моей, Старовольского, Бергмана или кого другого.

И ведь ясно было, что начнется и что начнется именно сегодня. Весь вчерашний день происходило движение на нейтральной. Мелкие немецкие группы перемещались по кустарникам, прощупывали нашу оборону, пытались пробраться в тыл. Там и сям возникала перестрелка. «Нездоровая активность», – констатировал Бергман с видимым удовлетворением. Ожидание его утомило, как и прочих командиров.

Началось. Земля заходила ходуном, загудела, мы попрятались в блиндажи и щели, готовые выскочить сразу же, едва прекратится грохот. Но били не столько по позициям пехоты, сколько по предполагаемому расположению наших пушек. Нами займутся позднее. Через час, через два? Или раньше? А потом пойдет их пехота.

А у меня между тем был праздник. Неожиданный и тем более приятный. Жалко, обмыть было не с кем, да и не время. Как раз сейчас мой вестовой Сычев, не обращая внимания на поминутные сотрясения земли, присобачивал на петлицы моей гимнастерки новые защитного цвета шпалы, принесенные им из штаба вместе с приказом о присвоении мне звания капитан-лейтенанта – за считаные минуты до начала артподготовки. Я вырос в чине, и теперь на опорном пункте имелось целых три капитана, на одного больше, чем у писателя Каверина. Правда, назывались они по-разному – по-армейски, по-политсоставовски и по-флотски. Капитан Бергман, старший политрук Земскис и капитан-лейтенант Сергеев. Второй был недавно пониженный, а третий – как раз повышенный. Каждому свое, как говорили, если верить Шевченко, древние римляне.