Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 160

Виктор Костевич

В основных чертах мое сочинение Мухина удовлетворило.

– Только надо еще чуть-чуть художества прибавить. Чтоб как у Репина было, когда запорожцы, это, турецкому султану. У моей Марфутки как раз над койкой висело – видал такой портрет?

Во мне проснулось качество, из-за которого мать обзывала меня «сибирской язвой».

– Так ты кому пишешь – женщине или Адольфу Гитлеру?

– Я пишу женщине. В общем и целом любимой, – серьезно объяснил мне Мухин. – Но Гитлер с евоной шайкой должен свое получить во всяческом случае. Понял? Все-таки фраер ты, Леха.

Я состроил глумливую рожу.

– Да вот не довелось в уголовники пойти.

Ответ мой Мухина удивил.

– Я не уголовник, Лёша. Я – бытовик.

– Существенная разница? – сыронизировал я не к месту.

Взгляд Мухина выразил разочарование в моих умственных способностях.

– Ну ты даешь, парень, – протянул он, разведя руками. – Основополагающих вещей не понимаешь. Уголовник – это настоящий вор. А бытовик – не фраер, конечно, как ты, но… Хотя, спору нет, человек я был уважаемый. И чему вас только в школе учат. Десятилетка…

Далась же им моя десятилетка. Я снова взялся за карандаш, изобретая, как бы органичнее припечатать шайку Гитлера в письме к любимой в общем и целом женщине. Освоившийся в непривычной роли Мухин подсказал:

– Ты, главное, там про двуногих зверей не забудь.

– Каких еще зверей?

– Я же сказал – двуногих! Гансов, значит. Ты меня удивляешь, Лёха. Надо же хоть изредка газеты читать, не все на жопу переводить.

Я молча вставил «двуногих зверей». Одобрив окончательный вариант, Мухин как бы невзначай полюбопытствовал:

– Как твои новые котлы?

– Чего?

– Ну эти, которые тебе старшина отвесил.

Я ничего не сказал. Снял с руки часы и сунул в карман гимнастерки. После случившегося за день я начисто о них забыл. А теперь не мог на них смотреть. Мухин истолковал мое действие по-своему.

– Это, Леха, верно, ценная вещь, надо беречь от всяких там разных. В два счета свистнут. А лейтенантик наш кругом дурак, я это всегда говорил. Не мужик. Разорался, как баба. Тебя обозвал словами – за что, спрашивается? Теперь вон обратно залупается, комбата науськивает. А было бы с чего. Правильно я говорю, Лёш?

Мне сделалось тошно. Я прошипел:

– Пошел ты…

Мухин обиженно сложил письмо и отошел. Про патроны, разумеется, не вспомнил.

Политическое просвещение

Красноармеец Аверин

31 мая, воскресенье, двести четырнадцатый день обороны Севастополя

На следующее утро я был занят писаниной в блиндаже у комбата и мог наблюдать нового военкома батареи, старшего политрука Земскиса.

Выглядел политрук довольно представительно и был старше прочих командиров. Плотного телосложения, но не толстый, с седыми висками и очень правильным лицом. Говорил с легким нерусским акцентом, но это ему скорее шло, придавая сходство с настоящими иностранцами, скажем, с польскими спецпоселенцами (других иностранцев, если не считать вчерашних немцев, я в своей пока недолгой жизни никогда не встречал).

Земскис вел разговор с Бергманом, Сергеевым, Некрасовым и тремя взводными, в том числе Старовольским, не обращая внимания на меня и сидевших в своем закутке телефонистов.