Читать «Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9» онлайн - страница 356

Васіль Быкаў

— Никс шиссен! Никс шиссен!

— Ладно! Пошел к черту. Лови вот!

Иван отламывает от хлебного куска корку и швыряет ее немцу. Тот бросается наземь, хватает ее вместе с песком и травой и бокомбоком трусливо бежит вниз по склону.

Иван, играя пистолетом, в задумчивости провожает его злым озабоченным взглядом» (I, арк. 405–407; II, арк. 324–325; III, арк. 233–234).

Стар. 119. — Карашо. — У 1-й рэдакцыі: «— Карашо, Иван. Очен вундершон. (Чудесный.)» (I, арк. 409; II, арк. 327; III, арк. 236).

Стар. 121. — Хороший, говоришь, а власовцем обзывала, — вспомнив недавнюю размолвку, говорит Иван. […]

— Джулия мнёго слышал Россия. — У 2-й рэдакцыі гэтая гутарка зусім кароткая — пасля слоў Івана: «Сам он сволочь. Из кулаков, видно» ідзе аповед Джуліі: «Джулия мнёго слышаль Россия» і г. д. па тэксце. У 1-й рэдакцыі гэты эпізод выглядае інакш:

«— Хороший, говоришь, а не веришь! Вон как кричала, — вспомнив недавнюю размолвку, говорит Иван.

Джулия, вдруг посерьезнев, вздыхает.

— Нон вэришь. Джулия вэришь Иванио. Иванио знат правда. Джулия нон понимат правда. Нон понимат, почему руссо нон бостоваль, нон протэсто?

Иван тоже делается серьезным, все, чего они только коснулись в разговоре, очень сложно, и он не знает, как это объяснить ей.

— Ты плохо представляешь все это. Против кого протестовать было?

— Почему позволят Сталин? Вожд Сталин?

— Сталин? Понимаешь, — задумчиво говорит он, разламывая пальцами стебельки. — Разве Сталин обо всем знал? От него же скрывали. Всякие сволочи.

— Почему нон жалобы Сталин?

— Жалобы? Писали и жалобы. Только не доходили до него.

— Почему так несправьядливо?

Иван молчит, нелегко задумавшись. Джулия во все глаза глядит на него.

— Да, брат, была проруха. Черт ее знает почему. Страху нагнали на всю страну… Знаешь, когда забрали Анатолия Евгеньевича, учителя нашего, я места себе не находил. Все думал, как дать Сталину знать? Как помочь людям? И решил, надо самому добраться в Москву. Ну подремонтировал отцовские сапоги и вечерком по холодку рванул в Полоцк. Это железная дорога там была, эйзенбан, и станция. Денег не было, отважился зайцем, по-немецки шварцфарт.

— Шварцфарт? Это опасно! — сдвинув брови, говорит Джулия.

— Ну что там опасно! Вот хуже было, когда за Смоленском высадили и в милицию. Стали допрашивать: кто, куда, по какому делу? Вижу, не прорвешься в Москву, дай, думаю, расскажу тут, что у нас, в Белоруссии, творится, может, помогут. Рассказал. Видно, все же неплохие люди попались, слушали внимательно, а потом говорят: мотай домой и помалкивай. Не то сам окажешься, где твой Анатолий Евгеньевич. Так ни с чем и вернулся.

— Руссо феномено! Парадоксо. Удивително, — пожимая плечами, говорит Джулия. — Джулия мнёго слышал Россия» (I, арк. 412–413; II, арк. 329–330; III, арк. 238–241).

Стар. 123. — Она и есть самая справедливая, — замечает Иван. — Я вот на тракториста выучился, и бесплатно. А учителей сколько стало. Из тех же мужиков.

Пауза. Джулия задумывается.

— Ничего, — улыбнувшись, говорит Иван. — Главное — вот этого душегуба бы одолеть — Гитлера. — У 1-й рэдакцыі: