Читать «Кровать с золотой ножкой» онлайн - страница 11
Зигмунд Янович Скуинь
Незадолго до очередного отплытия Ноаса произошел случай, доставивший Элизабете, находившейся в тяжести, достаточно волнений, зато остальным лишний раз доказавший высокую пробу Ноаса Вэягала. При спуске на воду одного из кораблей обломившаяся доска катапультой швырнула за борт неосторожного мастерового. Тот, потеряв сознание, канул в воду и не всплыл. Ноас, недолго думая, скинул свой мундир с золотыми пуговицами, стянул юфтевые сапоги и прыгнул в студеное море. Пока под водой отыскал тонущего, прошло немало времени. Уж тот и не жилец вовсе, все тело в пупырышках, как подошва галош. А Ноасу хоть бы что. Растерся полотенцем, хватил полбутылки рома, потом часа три в бане парился. Элизабета все же настояла, чтобы ему на спину поставили рога. Явился Эндзинь, хромоногий цирюльник, под мышкой соломенная шляпа с принадлежностями ремесла. Протер рога изнутри спиртом, подпалил синим пламенем, собрался ими спину Ноасу облепить. Не тут-то было, Ноас весь в желтой щетине, леший, да и только! — рога со стуком со спины осыпаются.
— Не дури, брось это дело, — объявил Ноас цирюльнику, — настоящему мужику такие побрякушки лишь к заднице можно припечатать. Отродясь не знал, что такое лихорадка или колики в животе.
Год от года росло число кораблей у Ноаса. Иногда он их выгодно продавал и тут же строил новые. Всякое случалось: один парусник затонул у мыса Нордкап, другой распорол днище, сев на мель близ Борнхольма. Но подобные удары судьбы Ноас сносил спокойно, все корабли были застрахованы.
После того как Элизабета ему подарила дочь Леонтину, на свет появился и сын Эдуард. В дальних морях и океанах Ноас о жене и детях вспоминал с нежностью и тоской. Насколько вообще была ему доступна нежность и сколько времени хватало тосковать. Но что было, то было, на земном шаре не отыскалось места, откуда бы его не тянуло домой. И не нашлось постели, в которой бы смог позабыть свою Элизабету. Нет, пустое говорят, будто бы лишь половые железы в голове моряка образ жены делают желанным и пригожим. Ноас, к примеру, как-то в предместье Св. Павла в Гамбурге учинил дебош в одном из домов терпимости как раз в тот момент, когда, по общепринятому мнению, мозговой аппарат у мужчины как бы отключается, но именно в тот момент Ноас с пронзительной сердечной болью, с отчаянной страстью представил себе Элизабету и захрипел подстреленным оленем, а затем схватил с пола бутылку рейнского и грохнул ею в зеркальный потолок.
Август Вэягал, к тому времени покончив со скотным двором, принялся за постройку хором. И опять в Зунте никто не видал ничего подобного. А строились там многие — и строились широко, но как-то однообразно. По заведенному обычаю дома украшали островерхими башенками, на шпилях поскрипывали флюгера, веранды с неизменным тюлем и цветными стеклами глядели на юг, по торцам и на задах лепились флигеля, балконы и мезонины. Дом получился просторным, хорошо спланированным, удобным для жилья, а крыт был красной черепицей. Простотой Август добился того, чего другие не смогли добиться вычурностью, — от дома веяло таинственностью. Примерно такое же впечатление таинственности создают ничем не примечательные сами по себе кубы, ромбы, треугольники, из котсрых циркач-фокусник извлекает куда более крупные штуковины. Единственным украшением дома служили четыре колонны по фасаду и уходящий под крышу фронтон. Лишь очутившись в коридоре, вы обнаруживали то, чего не заметили снаружи: на самом деле под одною крышей было два дома. Справа от входа на верхнем и нижнем этажах размещались комнаты семьи Ноаса, слева — половина Августа и старой Браковщицы.