Читать «Братья с тобой» онлайн - страница 111

Елена Павловна Серебровская

— Откуда так рано?

— Из Чули, из совхоза. Шла пешком.

Они поняли и оценили. Еще бы, — военные люди!

— Сводки небось не слыхали?

— Где же! В пути была.

— Наши освободили Белгород и Орел!

Маша просияла.

— Отступать уже кончили, теперь наступать будем. Так что, девушка, смотрите теперь, чтобы тыл на высоте был, — сказал молоденький лейтенант.

— А скажи, не на высоте: оттопала километров сорок, и еще веселенькая! Тоже вроде подвига! — рассмеялся второй лейтенант. — Где живете-то?

— Не доезжая военного городка…

— К самому крыльцу подвезем!

Глава 19. Тоушан

В одну из первых недель после приезда из Ленинграда Маша стояла на автобусной остановке возле института. Заседание кафедры окончилось рано, и она спешила в радиокомитет: попросили выступить с лекцией о революционных традициях Ленинграда.

Остановка автобуса — конечная. Маленький навес от солнца, и с трех сторон — стены. Вокруг — песок, голая желтая земля, так огнем и дышит. Институт на другой стороне дороги, подальше. Там журчат арыки, там тенистый парк, в котором живет кое-кто из преподавателей.

Недалеко от Маши стояли две девушки туркменки с портфелями в руках, — студентки, наверное. Особого внимания на них Маша не обращала.

И вдруг…

Всё, всё, что гибелью грозит. Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья…

Чистейший русский язык, отличное, артистическое произношение. Радио? Это из Пушкина, «Пир во время чумы». Маша очень любит это место: «Есть упоение в бою…».

Она оглянулась, — репродуктора нигде не видно. Туркменки молчат. Почудилось, что ли?

Маша отвернулась опять, — не идет ли автобус? И вдруг.

Бессмертья, может быть, залог…

Кто это, черт побери? Девчонки? Но они молчат, скромно потупя взоры.

«Нет, я подкараулю. Теперь специально вслушаюсь», — и она отвернулась снова, даже в сторону отошла немножко.

И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог.

Маша обернулась так быстро, что девушка в туркменском платье не успела сомкнуть уста. Смело встретила испытующий взгляд Маши, улыбнулась уголками губ и заговорила с подругой по-туркменски.

Она читала Пушкина с наслаждением. Любовалась своим голосом и произношением. Любовалась стихами. И словно подзадоривала эту ленинградскую преподавательницу: вот мы какие бываем, видали?

Девушка не была красавицей чуть более скуластая, чем ее подруга, кургузенькая, брови редкие. Только глаза мерцали как-то загадочно и губы складывались насмешливо, делаясь тоненькими, острыми. А подруга ее была хорошенькая, с бархатными бровями и ресницами.

Туркменку, хорошо знавшую Пушкина и отлично говорившую по-русски, Маша встречала потом не раз в институтском саду. То она сидела с учебником в руках, что-то объясняя подруге по-туркменски, то зачитывалась книжкой сама. А однажды, сидя рядом с дочкой замдиректора, ученицей десятого класса, она продекламировала:

Я царь, я раб, я червь, я бог!

— Это Сумарокова, кажется? — спросила русская девушка.