Читать «Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856 гг. Святочная ночь» онлайн - страница 12

Лев Николаевич Толстой

Графиня молчала, и губки ея начинали слегка дрожать, какъ у ребенка, который собирается плакать.

«Неужели ты точно на меня сердишься за то, что я играю. Успокойся, мой дружокъ, нынче я все отъигралъ и больше играть не буду....»

«Что съ тобой?» – прибавилъ онъ, нѣжно цѣлуя ея руки <замѣтивъ слезы, которыя вдругъ потекли изъ ея глазъ>. —

Графиня не отвѣчала, а слезы текли у нея изъ глаз. Сколько ни ласкалъ и ни допрашивалъ ея Графъ, она не сказала ему, о чемъ она плачетъ; а плакала все больше и больше.

Оставь ее, человѣкъ безъ сердца и совѣсти. Она плачетъ именно о томъ, что ты ласкаешь ее, что имѣешь право на это; о томъ, что отрадныя мечты, наполнявшія ея воображеніе, разлетѣлись, какъ паръ, отъ прикосновенія действительности, къ которой она до нынѣшняго вечера была равнодушна, но которая стала ей отвратительна и ужасна съ той минуты, какъ она поняла возможность истинной любви и счастія.

VIII. Знакомст[во] со всѣм[и] уважаем[ымъ] барин[омъ].

«Что, скучаешь? любезный сынъ», – сказалъ Князь Корнаковъ Сережѣ, который съ какимъ-то страннымъ выраженіемъ равнодушія и безпокойства ходилъ изъ комнаты въ комнату, не принимая участія ни въ танцахъ, ни въ разговорахъ.

«Да, – отвѣчалъ онъ улыбаясь, – хочу уѣхать».

«Поѣдемъ ко мнѣ, – nous causerons».

«Надѣюсь, ты здѣсь не остаешься ужинать, Корнаковъ?» – спросилъ проходившій въ это время съ шляпой въ рукахъ твердымъ, увѣреннымъ шагомъ черезъ толпу, собравшуюся у двери, толстый, высокій мущина лѣтъ 40, съ опухшимъ, далеко некрасивымъ, но чрезвычайно нахальнымъ лицомъ.

«Ты кончилъ ужъ партію?»

«Слава Богу, успѣлъ до ужина и бѣгу отъ фатальнаго маіонеза съ русскими трюфелями, тухлой стерляди и тому подобныхъ любезностей»… кричалъ онъ почти на всю залу. —

«Гдѣ ты будешь ужинать?»

«Или у Трахманова, ежели онъ не спитъ, или въ Новотроицкомъ; поѣдемъ съ нами. Вотъ и Аталовъ ѣдетъ». —

«Что, поѣдемъ, Ивинъ?» – сказалъ Князь Корнаковъ. – Вы знакомы?» <прибавилъ онъ толстому Господину.> —

Сережа сдѣлалъ отрицательный знакъ головою. —

«Сергѣй Ивинъ, сынъ Марьи Михайловны», – сказалъ Князь.

«Очень радъ, – сказалъ толстый господинъ, не глядя на него, подавая свою толстую руку и продолжая идти дальше. – Пріѣзжайте же скорѣй». —

Я полагаю, что ни для кого не нужно подробное описаніе типа толстаго Господина, котораго звали Н. Н. Долговымъ. Вѣрно, каждый изъ моихъ читателей, ежели не знаетъ, то видалъ, или по крайней мѣрѣ слыхалъ про Н. Н., поэтому достаточно нѣсколько характеристическихъ признаковъ, чтобы лицо это во всей полнотѣ своей ничтожности и подлости возникло въ его воображеніи. По крайней мѣрѣ это такъ для меня. Богатство, знатность, умѣнье жить, большія разнообразныя способности, погибнувшія или изуродованныя праздностью и порокомъ. Циническій умъ, не останавливающiйся ни передъ какимъ вопросомъ и обсуживающій всякій въ пользу низкихъ страстей. Совершенное отсутствіе совѣсти, стыда и понятія о моральныхъ наслажденіяхъ. Нескрытый эгоизмъ порока. Даръ грубаго и рѣзкаго слова. Сладострастіе, обжорство, пьянство; презрѣніе ко всему, исключая самаго себя. Взглядъ на вещи только съ 2-хъ сторонъ: со стороны наслажденія, которое они могутъ доставить, и ихъ недостатковъ, и двѣ главныя черты: безполезная, безцѣльная, совершенно праздная жизнь и самый гнусный развратъ, который онъ не только не скрываетъ, а какъ будто находя достоинство въ своемъ цинизмѣ, съ радостью обнаруживаетъ. Про не[го] говорятъ, что онъ дурной человѣкъ; но всегда и вездѣ его уважаютъ и дорожатъ связями съ нимъ; онъ это знаетъ, смѣется и еще болѣе презираетъ людей. И какъ ему не презирать того, что называютъ добродѣтелью, когда онъ всю жизнь попиралъ ее и всетаки по своему счастливъ, т. е. страсти его удовлетворены и онъ уважаемъ. —