Читать «Россия против Запада. 1000-летняя война» онлайн - страница 113

Реально же все началось много позже, в 1881 году. Страна была потрясена цареубийством. И, хотя среди первомартовцев еврейкой была только второстепенная, оставшаяся практически в тени Геся Гельфман, слухи поползли вполне предсказуемые. Ибо, с точки зрения крестьян и горожан первого поколения, кто мог поднять руку на Государя, как не «эти самые», даже Христа не пожалевшие?! 15–17 апреля прошел погром в Елисаветграде, затем покатилась двухлетняя волна, так или иначе затронувших почти две сотни городов и местечек. Некоторую – и отнюдь не малую – роль в «раскрутке» ситуации сыграли, как ни печально, ясноглазые идеалисты из «Народной Воли», пришедшие к выводу, что погромы полезны, поскольку являются одним из видов революционной активности масс. В связи с чем 30 августа на заседании Исполнительного Комитета состоялось подробнейшее обсуждение елисаветградских событий, после чего ресурсы подпольных типографий были брошены на тиражирование листовок, простым и доступным языком призывающих крестьянство «жечь, бить и громить кровососов».

К счастью, эксцессы 1881–1884 годов хоть и охватили громадную территорию, но были не слишком жестокими, по сравнению с трагедиями недалекого будущего, можно сказать, вегетарианскими: подробнейше изучивший события Ю. Гессен отмечает, что «в большинстве случаев беспорядки ограничились разгромом шинков, изредка имущество евреев подвергалось разграблению, а в единичных случаях произошло избиение». Что до убийств, то в ходе событий 1881–1884 годов таковых имело место три, причем при обстоятельствах, скорее, случайных, и одной из жертв оказался погромщик. Тем не менее сам факт массового нападения одной части населения на другую – абсолютно новое для России было явление – крайне обеспокоил власти, и правительство отреагировало немедленно, дав совершенно четкую оценку происходящему: «Подобные нарушения порядка не только должны быть строго преследуемы, но и заботливо предупреждаемы: ибо первый долг правительства охранять безопасность от всякого насилия и дикого самоуправства».

Деклараций, однако, было недостаточно. Поскольку в Уложении о наказаниях из всего, хоть в какой-то степени похожего, имелось только «буйство в публичных местах», караемое, в соответствии со статьей 38, кратковременным арестом или не очень большим штрафом, силовые структуры не знали, как допустимо действовать. Что, разумеется, вело к промедлению в восстановлении порядка, уже в 1882-м министерство юстиции квалифицировало данные деяния как преступление. Уложение о наказаниях дополнилось статьей 269, согласно которой «Всякий участник публичного скопища… соединенными силами совершившего похищение или повреждение чужого имущества, или вторжение в чужое жилище, или покушение на эти преступления» подлежал наказанию каторжными работами, а местным властям специальным циркуляром было предписано «в случае нужды» применять против погромщиков самые жесткие меры. После чего – с лета 1882 года – солдаты начали применять оружие на поражение (общее количество убитых громил – 19 человек, раненых – примерно втрое больше), и волна крупных, чреватых печальными последствиями погромов быстро сошла в локальные вспышки на уровне уличных потасовок.