Читать «Записки репортера» онлайн - страница 230

Игорь Николаевич Свинаренко

Так, значит, в Африке накупили рабов. Они жили там, жили, работали в меру сил и трудолюбия… Обычные гастарбайтеры на тот момент, они работали как могли… Все шло нормально, как обычно, пока Наполеон не удумал провести на острове перестройку. Он взял да освободил негров. Необъяснимый, разорительный, странный, дикий поступок… Зачем, почему? Есть версия, что к этому императора вынудила его знаменитая Жозефина, которая сама была креолка, правда, не с Гваделупы, а с Мартиники – другого принадлежащего Франции южного острова. Но она была такая светленькая креолка, ее смуглость в глаза не бросалась и за пределы белой расы как бы не выходила.

Что же дальше? На бедных негров обрушилась непрошеная и нежданная свобода. Что с ней делать? Ну не на плантациях же вкалывать, в самом деле. Капитализм, его проще в холодных краях насаждать. А на берегу теплых морей, где можно без всякой шубы лежать под пальмой и ждать, когда тебе банан упадет на голову, все не так просто… Сахарная индустрия начала приходить в упадок. Негры ни за какие коврижки не желали обратно на плантации. А деньги?! Да плевать на них. Наполеон одумался и отменил свое решение об отмене рабства, но было, как легко догадаться, уже поздно. Освобожденные рабы, подобно профессору Плейшнеру, подышали уже воздухом свободы и приняли концепцию patria o muerte. Все эти восстания и прочее в таком же духе. Партизанить всяко веселей, чем заниматься однообразным сельскохозяйственным трудом, – это мы прекрасно знаем из чеченских репортажей. Однако ж национально-освободительные движения и революционная романтика – одно, а экономика, которая строилась на сахарном тростнике, – другое. Ее надо было поднимать, и все тут. На новом этапе рабочие руки придумали завозить уже не из Африки (старожилы непременно б баламутили новоприбывших и отвлекали от работы), а из Индии. Причем индусов нанимали за деньги. Те согласились, прибыли и подняли рухнувшую было экономику.

А здешние негры? Любопытно, что белые французы держат их за своих. Даже те, которые голосуют за Ле Пена – правого экстремиста, националиста и кто он там еще. Сидишь, бывало, выпиваешь с таким экзотическим электоратом, а он тебя убеждает: «Эти негры – наши! Они принадлежат нашей культуре, они считают Францию родной, они трудятся – значит, с ними все в порядке, пусть живут. Мы же не расисты. А вот те, которые понаехали из Африки и не уважают наши правила и законы, не хотят работать, а только требуют социальных пособий и специально плодятся, чтоб побольше слупить с государства, – таких нам не надо!»

Примечательно, что, когда расспрашиваешь на ту же тему самих негров, самые буйные из местных бурчат: вот, эти белые – потомки колонизаторов, им по-прежнему почти все принадлежит. Он по-прежнему контролируют промышленность… Среди черных в ходу модное и не очень доброе слово «беке» – это такой старинный африканский термин для обозначения колонизаторов. Некоторые полагают, что это словечко – исковерканное французское et bon, qoi. Тема колониального и рабского прошлого там не забыта напрочь, а напротив, входит в программу воспитания подрастающего поколения. В городке Peti Canal есть памятник рабскому прошлому – в виде здоровенного тамтама на постаменте. А рядом – кладбище, где хоронили рабов, и возле него на холме – храм. К нему ведут ступени, а на них – названия африканских племен, из которых происходят местные, потомки рабов. Я списал эти звучные названия: Congos, Yorubas, Ibos, Oulofs, Peuls, Bamilekes. Сюда возят школьников, среди которых я не видел ни одного белого. Эти школьники почтительно осматривают свои святыни, но, слава Богу, они далеки от радикализма и фанатизма. К такой утешительной мысли я пришел, понаблюдав за тем, как они с увлечением щипали белых туристок за разные места, говоря при этом скабрезности на ломаном английском. Это все, впрочем, вполне деликатно и в рамках приличий.