Читать «Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2» онлайн - страница 690

Да вот и сегодня в заседании выяснилось: бывший градоначальник как будто арестован, сидит в Кремле, но в роскошных палатах, и там он имеет сообщение с дворцовым управителем и ни в чём не нуждается.

А телефонами? Теперь дано распоряжение снять некоторые подозрительные аппараты. А переговоры с местностями, лежащими вне Москвы, подвергнуть цензуре. Потому что деятели старой власти…

Давид напомнил телеграмму Челнокову от московского мещанства: молят Всевышнего, чтобы завоёванная народом свобода не была утрачена. Живучий мещанский страх! Робкие мысли вчерашнего сумеречного дня.

– Осторожней, господа! А – что в провинции? Вы её знаете, провинцию? А как она себя поведёт? Будет ли она наша?

– Господа-а! – настаивал молодой белокурый Фиалковский, протеже Давида, – и провинция будет наша, и всё будет наше, только не задохнитесь от головокружительного скачка, совершённого нами. Ведь мы сделали скачок от абсолютизма и сразу к полнейшей демократии! – кто это выдержит? Молниеносен был переворот – но ещё молниеносней перестройка внутренней жизни! Новый министр юстиции (кстати, он завтра будет в Москве, хорошая новость!) решительно изгоняет «неправду чёрную» из русского суда. От бездарных клевретов старой власти администрация переходит к людям общественного навыка.

Еще и более их всех умел горячиться Мандельштам, но на кадетских съездах, когда он подрывался под Милюкова. А здесь, среди своих, где был он старший и уважаемый во всех отношениях, он говорил с убедительной сдержанностью:

– Нам, привыкшим всю жизнь быть в оппозиции и в революции, – нам, господа, трудно ещё осознать, что мы стали материальной силой, стали правительством. И – таким сильным правительством, каким прежний режим только мечтал стать. Налицо – та сила власти, поставленной народом, для которой нет никаких преград. Все партии одинаково понимают основания свободы – и поэтому в народном кабинете не будет разногласий, а только напряжённая созидательная работа. Весь государственный механизм теперь в наших руках! И уж теперь из наших твёрдых рук не вырвать свободы никому!

– Если только, если только… не помешает народная темнота. Ведь народ ненавидит всех, кто носит немецкое платье, воротнички и галстуки.

А не будет ли противоречий с Советом депутатов? – спросил озабоченно Марк.

Никаких. Всё, что конфликтовало эпизодически, – разъяснилось как недоразумение.

– Больше действовать через прессу! – кричал Эрик Печерский, он немного перебрал в рюмках, и вообще сбивался быстро. – Её голос громок, и она вся теперь заодно. К ней не могут не прислушаться, и она поведёт общество! Русская печать! – на какой недосягаемой высоте она всегда стояла! Мы все говорили с горлом, сдавленным железной рукой. У всех у нас на памяти – циркуляры, штрафы, запрещения. Мы все воспитаны на подвиге. Нашу эпоху надо воспевать в гекзаметрах!

Но Держановский, неспособный к гекзаметрам, шутливо жаловался:

– Всю жизнь я писал о чёрной сотне. А с кем теперь бороться, господа, дайте тему! Не осталось, с кем бороться!