Читать «Последние дни Российской империи. Том 3» онлайн - страница 261

— Славная песня, — сказал, пошатываясь, Осетров, — А спойте, товарищи, «Шарабан».

Опять заныла гармоника. Солдат — российский, Мундир — английский, Сапог — японский, Правитель — Омский. Эх, да шарабан мой, Американка! Не будет денег — Продам наган. Идут девчонки, Подняв юбчонки, За ними чехи Грызут орехи. Эх, да шарабан мой, Американка!

— Ну, что это за песня, — сказал, выходя к музыкантам, Полежаев. — Вот шёл я сегодня по Питеру, так иную песню слыхал. Давай, товарищ гармошку.

Полежаев спокойными глазами обвёл все общество и взял мотив частушки.

Я на бочке сижу, —

пропел он.

А под бочкой мышка, Скоро белые придут — Коммунистам крышка! Едет Ленин на коне, Троцкий на собаке, Комиссары испугались — Думали — казаки. Я на бочке сижу. А под бочкой склянка, Мой муж — комиссар, А я — спекулянтка!

— Здоровая песня, — прокричал Голубь, — эко ловко сказано как: мой муж комиссар, а я спекулянтка! В самую точку попал!

— Белогвардейская песня, — презрительно сказал Коржиков. — Откуда вы взяли её, товарищ?

— В Петрокоммуне слыхал. На улице «25 октября» мальчики пели.

— Видно, Чека ещё не добралась, — вставил Гайдук.

— Погоди, доберётся, — мрачно сказал Коржиков. Лицо его потемнело. Все притихли. Чекисты Гайдук и Шлоссберг подошли к Коржикову, готовые схватить Полежаева. Мими с бледной улыбкой на лице пристально смотрела на Полежаева. Беби Дранцова приподнялась на локте и с восторгом смотрела на него. Среди офицеров тоже произошло движение. «Эх!» — с досадою воскликнул Голубь, и на серые глаза его навернулись слёзы. Один Полежаев остался совершенно спокоен. Он ровными, твёрдыми шагами подошёл к фортепиано, открыл его и, не садясь, попробовал.

— Ну вы! — повелительно крикнул он гармонистам. — Оркестр Будённого! Нишкни! Заткнись и засохни! Не отравляй моего русского слуха дребеденью, придуманною хулиганами и контрреволюционерами. Я буду петь!

Грянул мощный аккорд, и сильный голос потряс весь зал.

Налей бокал! В нём нет вина. Коль нет вина, так нет и песен! В вине и страсть, И глубина, В разгуле мир нам будет тесен!

— Эй! — крикнул он, — товарищ! Бокал мне! Коржиков мягкими кошачьими шагами подошёл к нему.

— Вы это что же, — прошипел он. — Вы забываете, что я здесь хозяин.

— Хозяин, — загремел, не оборачиваясь от рояля, Полежаев. — Да вы ошалели, товарищ комиссар, слава Ленину, мы живём в коммунистическом государстве, и здесь нет собственности. Подайте мне, товарищ, вина!