Читать «Чистилище. Книга 1. Вирус» онлайн - страница 17

Валентин Бадрак

3

– Твои друзья приходили?

Неожиданный голос, поразительно низкий и хриплый, будто доносящийся из колодца, беспардонно ворвался в застывшее сознание Лантарова. В ночном полумраке палаты он казался каким-то потусторонним. Это он, сосед по палате.

– Не знаю, – ответил Кирилл обреченно, – наверное. Или люди, которые были друзьями в том, прежнем мире.

В медленно оживающем, но все еще заторможенном сознании Лантарова мир был четко разделен на «до» и «после» случившегося. В нем возникло и медленно росло ощущение, что какой-то сумасшедший или пьяный стрелочник не так повернул рычаг и его поезд пошел не в ту сторону.

– Как-то не очень они на друзей походят… – с задумчивой рассудительностью продолжил бородач. – А почему не приходит твоя мама?

У Лантарова при этих словах больно кольнуло в груди, а затем возникло странное противоречивое ощущение, засосало под ложечкой, все затрепетало внутри. Какое мягкое и нежное слово «мама»! Вот уж добрых пару часов после наступления темноты Лантаров не мог уснуть и то и дело вздыхал, глядя в окно на невыносимо красивый желтый шар полной луны, подвешенной к небу, точно ажурный светильник. Впрочем, с некоторых пор он имел смутные представления о времени. После ухода гостей он осмотрел запястье левой руки и внезапно вспомнил ощущение наручных часов – они там были. Он почему-то вспомнил, что называл их «шейховскими» – за дороговизну. Подчиняясь злой силе неумолимого волшебства, часы исчезли с руки…

Опять этот назойливый сосед со своими расспросами. «Да пошел ты!» – хотел было зло крикнуть в ответ Лантаров. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас кому-либо исповедоваться. Но он сдержался. Слово «мама» вызвало какие-то тектонические сдвиги в душе. С тех пор как он очнулся в палате, это был второй человек, который вспомнил о его матери. Но вспомнил совсем не так, как доктор. Тот осведомился с каким-то въедливым сухим любопытством, за которым пряталась плохо скрываемая корысть. И потому Кирилл представился сиротой, чтобы не было лишних расспросов. И их, действительно, не было.

– У тебя есть мать?

Сосед, кажется, совсем не обращал внимания на его взвинченное состояние. И говорил он спокойно, без пафоса и жалости, но с явным участием, как обычно церковный служитель. Лантаров не отвечал, но повернул голову и посмотрел на говорившего. Тот находился совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и хотя и сам лежал на вытяжке с подвешенной к ноге гирей, кажется, вовсе не выглядел несчастным. При свечении полной луны за окном без занавесок отчетливо проступал его профиль; глаза, как и у самого Лантарова, были устремлены сквозь потолок куда-то вдаль, в глубину ночи. Там, на вневременном полотне, вероятно, возникали картины его прежней жизни. Как и голос, неестественно и кукольно выглядела в ночи его густая косматая борода. Несмотря на обретенную способность говорить, Лантаров еще ни разу никому, кроме этого оригинального незнакомца, не сказал ни слова. Не только потому, что ему неприятными и чужими казались обитатели убогой палаты. Да и разговоры у них если и случались, то слишком тоскливые – о болезнях и смерти. Сама атмосфера, пронизанная миазмами разложения, вызывала аллергическое головокружение. Его мысли пытались охватить происходящее, но сознание отказывалось его принимать. Возник чудовищный конфликт – из таких обычно проистекают депрессии и психические болезни.