Читать «Стихотворения Владимира Бенедиктова» онлайн - страница 7

Виссарион Григорьевич Белинский

Где-то было сказано, что в стихотворениях г. Бенедиктова владычествует мысль: мы этого не видим. Г. Бенедиктов воспевает все, что воспевают молодые люди: красавиц, горе и радости жизни; где же он хочет выразить мысль, то или бывает слишком темен, или становится холодным ритором. Вот пример:

Утес

Отвсюду объятый равниною моря,Утес гордо высится, – мрачен, суров,Незыблем стоит он, в могуществе споряС прибоями волн и с напором веков.Валы только лижут могучего пяты.От времени только бразды вдоль чела;Мох серый ползет на широкие скаты, —Седая вершина престол для орла. …Как в плащ исполин весь во мглу завернулся;Поник, будто в думах косматой главой;Бесстрашно над морем всем станом нагнулсяИ грозно повиснул над бездной морской;Вы ждете – падет он, – не ждите паденья!Наклонно (?) он стал, чтобы сверху взиратьНа слабые волны с усмешкой презреньяИ смертного взоры отвагой пугать!Он хладен, но жар в нем закован природный:Во дни чудодейства зиждительных силОн силой огня – сын огня первородный —Из сердца земли мощно выдвинут был! —Взлетел и застыл он твердыней гранита.Ему не живителен солнечный луч;Для нег его грудь вековая закрыта;И дик и угрюм он: зато он могуч!Зато он неистовой радостью блещет,Как ветры помчатся б разгульный свой путь,Когда в него море бурунами хлещетИ прыгает жадно гиганту на грудь. —Вот молнии пламя над ним засверкало,Перун свой удар ему в темя нанес —Что ж? – огненный змей изломил свое жало,И весь невредимый хохочет утес.

Скажите, что тут хорошего? Во-первых, тут не выдержана метафора: сперва утес является покрытым только мхом, а потом уже косматым, то есть покрытым кустарником и даже деревьями; во-вторых, это не поэтическое воссоздание природы, а набор громких фраз; это не солнце, которое освещает и вместе согревает, а воздушный метеор, забавляющий человека своим ложным блеском, но не согревающий его. Очень понятно, что автор хотел выразить здесь идею величия в могуществе; но здесь идея не сливается с формою; ее не чувствуешь, но только догадываешься о ней. Мицкевич, один из величайших мировых поэтов, хорошо понимал это великолепие и гиперболизм описаний, и потому в своих «Крымских сонетах» очень, благо. разумно прикидывался правоверным музульманином; и в самом деле, это гиперболическое выражение удивления к Чатырдаху кажется очень естественным в устах поклонника Мугаммеда, сына Востока. Вообще, громкие, великолепные фразы еще не поэзия. При всем моем энтузиастическом удивлении к Пушкину, мне ничто не помешает видеть фразы, если они есть, даже и в таких его стихотворениях, в которых есть и истинная поэзия, и я, в первой половине его «Андрея Шенье» до того места, где поэт представляет Шенье говорящим, вижу фразы и декламацию. Вот, например, найдите мне стихотворение, в котором бы твердость и упругость языка, великолепие и картинность выражений были доведены до большего совершенства, как в следующем стихотворении: