После торжественного собрания, происходившего в клубе за зоной в присутствии самого начальника лагеря, выдавались премии «рекордистам» — лучшим рабочим лесоповала, деревообделочных и швейных фабрик, инженерам, техникам и некоторым врачам. Начальник благодушествовал, он тоже получил из Москвы премию и благодарность за перевыполнение планов. Он произнёс речь, в которой наставлял врачей — «Лечить надо не так порошком, как пирожком… Кормить надо так, чтоб вовсе не было доходных, а только справные работяги».
Вызвали на сцену вольнонаёмного бригадира лесорубов, осетина Ассана. Он отсидел несколько лет за бандитизм, был освобождён досрочно за немыслимые рекорды, — выполнял по три-четыре нормы в день без «чернухи»… Ассану вручили карманные часы с цепочкой. Но ещё не отзвенела последняя нота бодрого туша, как он широкой лапой отодвинул награждавшего офицера, подошёл вплотную к столу, накрытому кумачом, — а он в старом тёмном бушлате, сутулый, небритый, из густой бурой щетины торчал большой ястребиный нос, — положил часы перед начальником и заговорил, всё более разгорячаясь.
— Забери часы, гражданин, товарищ полковник. Забери.
Сыпасибо… Я тебя прошу другая премия, настоящая премия. Законвоируй меня обратно. Хочу назад в зону.
— Ты чего мелешь, чудак? Ты ж свободный гражданин…
— Хочу в зону, понимаешь? Хочу жить, как человек. Когда я был зека, я в лесу давал рекорды, а приходил в зону, имел чистую кабинку, имел хорошее питание. Горячий обед, приварок, хлеб от пуза. Всегда сытый был. Хотел — выпить имел. В кабинке чистая постель — простыня, подушка — первый срок. Бабы имел красивые. Чистые — сколько хотел. Не шалашовки какие, а молодые, городские девочки имел, хорошие самостоятельные женщины. Хотел вольное барахло — купил. Знакомый урка пулял, хоть самый заграничный пинжак. Гроши имел не считал… А теперь што? Кушать хочешь, — карточки надо. Готовить некому. Обедать иди в столовка — стой очередь. Обед совсем говно. В зоне такой обед только последний доходяга хавать будет. Зарплата получать — стой очередь; а там заём берут, налог берут. Что осталось — хрен сосать. Бабы на воле тут вовсе плохие бабы — только бляди без совести… В зоне у меня ни одна вошь не была, каждую неделю бельё менял. А теперь я вшивый стал, вот посмотри пожалуйста… Возьми обратно в зону, начальник, я на совесть работать буду, я пять норм давать буду. Забери, пожалуйста, по-хорошему. А то психану, убью кого-нибудь, большой срок получу, в другой лагерь повезут.
… У нас в корпусе лежал мастер леса, заключённый с 1937 года. Образованный экономист. Слушая разговоры об этом «молении о зоне», он объяснил нам, что жизнь вольных работяг в леспромхозах, находившихся в тех же районах, что и лагерь, как правило, хуже, чем у заключённых и чем у военнопленных… («Хранить вечно»)
