Читать «Секреты Российского флота. Из архивов ФСБ» онлайн - страница 27
Василий Степанович Христофоров
В 14 часов 50 минут 18 марта Тухачевский проинформировал Каменева о занятии Кронштадта, линкоров «Петропавловск» и «Севастополь», а также ряда фортов. Тухачевский считал, что «наша гастроль здесь окончилась», и просил разрешения «возвратиться восвояси». Каменев ответил: «Ваша гастроль блестяще закончена, в чем я и не сомневался, когда привлекал Вас к сотрудничеству в этой истории, я бы просил Вас задержаться до выяснения с фортом Риф, что, вероятно, сегодня будет». Главком интересовался, сможет ли «комвойсками Авров расхлебать уже остаток каши, главным образом, в вопросе развозки частей?». Тухачевский обещал разработать и предоставить Главкому план разгрузки «этого района от войск еще до отъезда».
Расправа
Еще не закончились бои по овладению Кронштадтом, как началась фильтрация задержанных. 18 марта К. Ворошилов дал указание: «Немедленно усилить Особый отдел людьми, вполне годными для особоотдельской работы. Всех прибывающих арестованных' из Кронштадта фильтровать самым тщательным образом, имея в виду, что сейчас уже наступил резкий перелом и подлые элементы не прочь укрыться под маской и коммунистов и сочувствующих».
О том, как проходила фильтрация участников Кронштадтского восстания, рассказал Ю. Шпатель: «В хвосте штурмовавшей Кронштадт армии Тухачевского следовали вершители человеческих судеб: прокуроры и судьи ревтрибунала. Едва ступив на берег Котлина, они немедленно принялись за “работу”. Местом открытых судебных процессов трибунал выбрал лучший зал в городе — сцену Морского офицерского собрания. Первыми были присуждены к “вышке” не успевшие бежать в Финляндию члены Ревкома: Вальк, Павлов и Парушев, а за ними редактор “Известий Кронштадтского революционного комитета” А.Н. Ломанов — первый председатель Кронштадтского совета рабочих депутатов». Шпатель стал свидетелем приема и оформления арестованных матросов с линкора «Петропавловск»: «Перед входом в приемную тюрьмы, прямо на улице, стояла шеренга арестованных матросов, по двое в ряд, окруженная плотным кольцом курсантов. Арестованных было около полутора сотен. Огромного роста чекист в длинной до колен гимнастерке, галифе, отличных сапогах и кубанке на голове, пользуясь увесистой ременной нагайкой, с бранью запускал для допроса группы матросой человек по пятнадцать. Фамилия верзилы была Куликов, я хорошо ее запомнил. Браня матросов, Куликов говорил им: “Хорошо стреляли, сукины дети!” Один из матросов заметил ему: “Те, что стреляли, давно в Финляндии!..” “Кто это сказал?!” — заорал Куликов. “Я”, — отозвался один из матросов. “Ты артиллерист?” — спросил Куликов. “Нет, кочегар”, — был ответ. “Выходит, не успел подняться наверх и бежать. Будешь и за себя, и за них расплачиваться!..” К смертной казни без обжалования была приговорена большая группа командиров с военно-морских кораблей, а за ними множество простых мастеров, рабочих, служащих, хоть в малейшей степени в далеком прошлом причастных к деятельности левых партий (меньшевики, эсеры, анархисты)».