Читать «В темноте» онлайн - страница 89

До сих пор помню вкус первого в моей жизни кусочка свинины. Мы не были религиозной семьей, но свинину мне никогда не давали. Так что, когда Соха предложил нам с Павлом свой бутерброд со свининой, я почувствовала, как любопытство во мне борется со страхом перед этим экзотическим, но запретным блюдом. Тем не менее у нас с Павлом не возникло вопросов относительно того, стоит ли пробовать свинину. Возражений не было ни у родителей, ни даже у Берестыцкого. Словом, мы съели бутерброд. Мясо было сочное, сладкое… это было так вкусно! Я ела очень медленно, чтобы бутерброд не заканчивался как можно дольше. Я брала в рот большой кусок хлеба и крошечный кусочек мяса. Я смаковала свинину еще долго после того, как Соха расправился со своей половиной.

В конце концов он спросил:

– Что не так, маленькая моя? Ты не хочешь есть? Почему ты ешь такими маленькими кусочками? Тебе не нравится?

– Очень нравится, – сказала я, – и я ужасно голодна. Но мне не хочется, чтобы бутерброд кончался!

Обед у нас состоял из одного только супа, который каждый день варила Вайнбергова. Ее главной обязанностью была стряпня, и она занялась этим без возражений. У нас был один маленький примус, на котором Геня подогревала кофе по утрам, а в середине дня варила суп. Соха принес для нашего примуса большой запас горючего. Каждый день мы обедали одним и тем же супом. Иногда она добавляла в похлебку картошку, ячмень или лук, если, конечно, нашим спасителям удавалось принести эти ингредиенты. Иногда это была гречка или другая крупа, иногда фасоль. Словом, чтобы внести в наше меню хоть какое-то разнообразие, она клала в суп все, что приносили Соха с Вроблевским.

Однажды мы обнаружили, что вечно мрачный Хаскиль Оренбах ест свой суп особым образом. Сначала он вычерпывал всю жидкость, а потом разминал в пюре и съедал отдельно бобы или лук. Таким образом, у него получался обед из двух блюд. Нам эта идея понравилась, и в скором времени мы все стали есть суп этим способом.

Кормить так много людей в таких примитивных условиях было чрезвычайно трудно, но Геня с этой задачей справлялась. Из всех наших женщин она была самой серьезной и, наверно, самой резкой в суждениях. Она не единожды критиковала моих родителей за то, что они решились притащить в такое ужасное место маленьких детей. Как мне помнится, улыбку на ее лице я видела не больше пары раз за весь период нашей подземной жизни, но, возможно, это из-за того, что ее постоянно изводили тяжелые мысли. Ей пришлось оставить наверху дочь, ее бросил муж, к тому же она вынашивала ребенка… Об этом разговоров никогда не заходило. Конечно, я допускаю, что могла просто не слышать, как взрослые обсуждали эту проблему. Настолько же вероятно, что тогда я просто не понимала истинного смысла их разговоров о беременности и родах, но все-таки, как мне кажется, взрослые просто закрыли на это глаза и надеялись, что решать эту проблему придется в каком-нибудь другом месте. Вайнбергова по-прежнему ходила в своем тяжелом черном пальто… наверно, и для тепла, и для сокрытия своего состояния. Соха с Вроблевским не догадывались о ее беременности, а остальные члены нашей группы все время гадали, как лучше сообщить им эту новость и как они на нее среагируют.