Читать «Спасенное сокровище» онлайн - страница 58
Аннелизе Ихенхойзер
— Смотри, — сказал он, — держи язык за зубами и помни: в моем поместье никто ничего не прячет.
— Я не понимаю, чего вы, собственно, от меня хотите?
В зеленоватых глазах было столько спокойного достоинства и в то же время в них сквозила такая издевка, что помещику стало не по себе.
Случайно взгляд его упал на фотографию.
— Кто это? — спросил он.
— Это великие борцы за дело рабочих: Ленин, Либкнехт и Роза Люксембург, — ответил Ганс.
Бессильная злоба, душившая Буби фон Роттенхорта, прорвалась наружу.
— Снять! — завопил он. — У себя в поместье я этого не потерплю!
Дети заплакали.
— Гинденбург и Людендорф — вот кого нужно повесить здесь!
Ганс Гофер кивнул, и в уголках его рта мелькнула лукавая усмешка.
— Вы правы, — произнес он задумчиво, как бы пытаясь постигнуть всю глубину этой мысли. — Вот их действительно нужно повесить. И я думаю, что это еще будет сделано.
Буби фон Роттенхорт понял, что лучше отступить. Он кинул на Ганса взгляд, полный ненависти.
— Берегись! — процедил он сквозь зубы.
От негодования у него так дрожали руки, что он не мог справиться с щеколдой. Наконец ему удалось открыть дверь; нагнув голову, он выбежал из комнаты.
Когда Ганс рассказал жене о столкновении с помещиком, та побледнела от ужаса.
— Он тебе этого не простит, — сказала она. — Он не потерпит тебя в имении. Ну почему ты всегда такой резкий? Ты совсем не думаешь о детях.
Ганс сел рядом и нежно погладил ее по волосам.
— Ну, не плачь, — попросил он. — Ты же знаешь, как я вас люблю. Но пойми, мы должны сделать все, чтобы фашизм не пришел к власти и чтобы не было войны.
Он встал, подошел к детям и весело сказал:
— Христиан, Гедди, не поиграть ли нам на трубе?
— Поиглаем на тлубе! — закричал Христиан, и его черные как угли глазенки засияли.
Он, пыхтя, подтащил стул к стене и, взобравшись на него, снял с гвоздя трубу.
Убийцы
В погребке, расположенном недалеко от поместья фон Роттенхорта, было накурено и душно. Полицейский вахмистр Шмидт грел руки о стакан грога. Ночь была морозная, и он продрог на посту. Приятное тепло медленно разливалось по телу. Шмидт начал клевать носом.
За соседним столиком сидели двое. Одного из них, совсем еще молодого, он видел в профиль; старший сидел спиной. На нем была кожаная куртка, так плотно облегавшая его плечи, что казалось, она вот-вот с треском лопнет.
Сквозь дремоту Шмидт слышал их разговор. Тот, что постарше, разгоряченный выпитым пивом, безуспешно старался приглушить свой громкий бас.
— Люди с совестью, — разглагольствовал он, — не могут быть настоящими мужчинами, они просто трусы. А Гитлеру нужны мужчины. Такие, как я. — И он сжал кулак и согнул руку так, что под кожаной курткой вздулись железные мускулы; швы на рукаве затрещали.
«Вот это парень!» — подумал Шмидт с восхищением и стал внимательно приглядываться к соседям.
Второй, тщедушный и еще совсем мальчишка, сидел, низко опустив лохматую голову. Он почесал в затылке и сказал, словно оправдываясь:
— Не волнуйся, толстяк, совести у меня нет.