Читать «Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4» онлайн - страница 97

Дмитрий Александрович Быстролетов

Потом стали прощать не проступки, а преступления. Функции суда первой в стране незаконно присвоила себе КПСС, а потом с её лёгкой руки все другие организации, и суд как единое государственное учреждение для разбора дел потерял значение. Приведу два примера.

Муж одной из дочерей моей соседки на заводе украл для продажи миниатюрный электромотор с дорогого импортного станка. Его поймали, «судили» в цехе, указали на близкий приход коммунизма и оставили безнаказанной порчу ценного государственного имущества.

В нашем институте комсомольцы сгружали бумагу для институтской типографии, и один сделал другому замечание по поводу нечестной работы. Комсомолка, «дружившая» с лентяем, заманила в выходной день честного работягу за город, где он и был зверски избит приятелями лентяя. Потом комсомольская организация «судила» виновного, вынесла ему порицание и оставила дело без последствий, так что теперь и потерпевший, и хулиганы продолжают оставаться в одной организации, величают друг друга товарищами и вместе идут к коммунизму.

Милиция и ОБХСС с восторгом ухватились за новое направление — оно освобождало органы поддержания порядка от всякой работы и заботы: каждый милиционер, составлявший акт о нарушении, становился врагом своему начальнику и товарищу потому, что все отделения милиции в пределах района, и все районы в пределах города, и все города в пределах страны соревновались друг с другом в том, у кого меньше замечено нарушений — ведь число преступлений растёт только в Америке, а у нас оно резко снижается, поскольку страна заселена новыми людьми, а премиальные начисляются, исходя из результатов соревнования!

Когда Анечка работала в милиции, то наслушалась там разговоров о ещё одной причине бездействия органов порядка. «Вот вызвали, обвиняют в злоупотреблениях в магазине, — объясняла ей какая-то труженица советской торговли, — а я не беспокоюсь: чего мне? Суну десятку, и всё!»

А раз по дороге на Кавказ попутчица, заведующая большим ларьком, добродушно и доверчиво нам объясняла технику организации фиктивных взломов и ограблений по предварительному сговору с милицией.

Затем стало перестраиваться и правосознание населения за счёт его горластого и бессовестного большинства, которое делает погоду на всех собраниях коллективов: каждый хулиган, особенно несовершеннолетний, может рассчитывать у нас на яростную защиту со стороны других действительных или возможных правонарушителей громогласными ссылками на гуманность и коммунизм, а настоящие советские люди бессильно молчат. Поэтому, естественно, на улице и в общественных местах наступила власть хулиганья, распоясавшегося при двойной поддержке партии и милиции.

Только к самому концу этого удивительного времени в ЦК и правительство посыпались протесты, и хрущёвская пресса разрешила себе первые робкие проявления несогласия с толстовским и христианским непротивлением злу. В «Крокодиле» появилась карикатура: пьяный хулиган идёт по улице, все разбегаются и прячутся кто куда, а он орёт: «Граждане, куда ж вы?! Берите меня на поруки!» В театре, с эстрады, я слышал диалог: