Читать «Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4» онлайн - страница 42

Как революционер тов. Буценко был гоним полицией, был арестован, в конце 1909 года выслан за пределы губернии. 29 октября 1931 года. Подпись (Херсонцев), членская карточка № 1316, член О-ва Политкаторжан Одесского округа. Подпись и печать заведующего учреждением.

— Ну и что же, Анечка? Документы подтверждают твой рассказ, но я верил ему и без них. Ты напрасно говорила об отце с такой иронией.

— Нет. Будучи состоятельным человеком, отец устроил в одном из своих собственных домов книжный магазин, который и стал подпольной базой организации большевиков. Он оказывал ей и другую помощь, писал в газеты по договорённости с ней, будучи юристом, вёл для неё некоторые дела. Был судим и лишён права распоряжаться своим имуществом. Отказался ликвидировать имущество и выехать с семьёй за границу по совету бельгийских инженеров Донецкого металлургического общества. Словом, проявил себя как идейный человек и патриот. Но в том-то и дело, что для него это была только игра, игра в революцию: когда его мечты сбылись, он не пошёл строить свою власть в стране, а испугался, растерялся и отошёл от политики. Расстреливать белогвардейцы поставили не его, а меня. Вот поэтому-то я и сохранила к отцу недоброе чувство иронии.

— А что было потом?

— А потом он с помощью своего друга Ярославского недурно устроился и в Средней Азии, в Джелалабаде, даже купил себе уютный домик. Он преподавал рисование и живопись, слыл в городке видным культурным человеком и был похоронен в самой торжественной обстановке.

— Значит, всё хорошо?

— Но из страха порвал все связи со мной после моего ареста и, оказывая материальную помощь друзьям и знакомым, никогда и ничем мне не помог. Он не высылал мне в лагерь ни корки хлеба, ни рубля денег. Он — трус. Эгоист.

Мы помолчали.

— Мне всё понятно, Анечка. А где же твои документы из Первой Конной?

— В НКВД. После Суслово я побоялась напомнить о себе просьбой вернуть документы, думала, что если буду молчать, то обо мне забудут. Это оказалось чепухой.

— А если запросить теперь?

— Теперь они мне не нужны. Если понадобятся, их можно восстановить через военные архивы. Я не Майстрах, который живёт воспоминаниями о Первой Конной: помимо этого у него ничего светлого нет.

— А у тебя?

— Много. Хотя бы десять лет безвинного мучения в лагерях. И ещё вот это, смотри.

Она начала подбирать новые бумаги.

— Ну, вот, смотри. Это ростовские справки — с первых мест работы после окончания вуза: я знакомилась с производством, меняла работу и росла. Видишь — младший лаборант, старший лаборант и, наконец, инженер-химик экспериментальной лаборатории. Позднее мне пригодилось то, что с первых шагов я познакомилась с бакелитами. Это — рост. А вот справки из Киева, с военного завода. Я — инженер-технолог химик. Работа серьёзная, ответственная, да и время тяжёлое — тридцать шестой-восьмой годы. Вокруг меня исчезали проверенные люди, герои Гражданской войны, старые коммунисты, талантливые специалисты. Ужасное время! Страшно вспомнить… Сжав зубы и стараясь не смотреть по сторонам и не думать (что же думать, если никто ничего не понимал?), я с головой ушла в технику. Это приучило к самостоятельному техническому мышлению. А вот мои московские справки. Покончив с танками, я перешла в авиацию и здесь показала свои способности. Смотри!