Читать «Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2» онлайн - страница 69

Дмитрий Александрович Быстролетов

— Это ты хорошо сказал, — проговорила Иоланта, смотря вдаль, поверх моей головы. — Больше такой любви никто не может иметь, чем тот, кто отдает душу свою за других…

Я вдруг вспомнил: «Люблю лишь тебя, и вся моя иная любовь — только ничто». И слова, так мучившие меня столько лет, вдруг потеряли былое значение, показались такими обыденными, мелкими… Они точно уходили вдаль, пока не растворились в серой мгле прошлого.

А ночью Иоланта вдруг разбудила меня. Очевидно, я очень крепко спал и не слышал ни ее рыданий, ни предшествующих слов. Открыл глаза, увидел, что свет в комнате зажжен, Иоланта торопливо одевается и, захлебываясь слезами, кричит мне:

— Не знаю, б. дь Эдда Муссолини или нет, но ты хочешь сделать меня б…ю! Как ты посмел?.. При чем здесь твои звонки с дороги? То вынужденная необходимость… Одиночество… А здесь — проституция!

Я сел на постели. Неожиданный поворот. Гм… Скверно получилось! В порыве раздражения человек может сделать шаг, последствия которого окажутся непоправимыми. В разведке это так. Нужно задержать ее, успокоить. Под последней елью на дороге к перевалу в жестяной коробке из-под конфет лежат пять паспортов…

— Елочка, успокойся. Возьми себя в руки! Пойми, что проституция — это тоже социальная необходимость, и никто не упрекает…

Натягивая на себя узкое платье, Иоланта просунула голову и руки вперед, долго путалась в складках, наконец, высунула лохматую голову в прорезь и, глотая ручьи слез, завизжала:

— Ты посылаешь меня… с каким-то полковником!

Она употребила очень грубое выражение.

Обтянула платье по фигуре, утерла слезы рукавом, схватила чемодан за ручку, выволокла его на середину комнаты, раскрыла шкаф и стала хватать свои платья и швырять их в чемодан, все время громко всхлипывая. Вдруг остановилась и повернулась ко мне крикнула по-английски:

— You bastard, lousy son of a bitch! (Ты подлец и негодяй! — Ред.)

Упала перед чемоданом на колени и уткнулась лицом в мятую груду ткани.

Видя, что дело зашло слишком далеко, я решился на отчаянный шаг: сел на пол рядом, взял ее за плечи и как мог деликатнее, спокойнее и короче рассказал о своей связи с Фьорэллой Империали. Конечно, выпустив конец этой скверной истории — он говорил против нас и против этой подлой работы и оказался бы для Иоланты желанным аргументом.

— Ты видишь, Елочка, что мы оба в данном случае жертвы. Но жертвы добровольные. Слышишь — добровольные. Мы взошли на костер для самосожжения во имя победы нашего дела.

По мере того как я говорил, всхлипывания прекратились. Иоланта успокоилась, и я мысленно вздохнул с облегчением. И только хотел было сказать: «Ну вот, все устроилось», — и встать с колен, как Иоланта подняла лицо и я замер: это было то самое прежнее лицо слепой или ясновидящей, которое я впервые увидел много лет тому назад и затем забыл; оно не выражало ничего, пустые, широко раскрытые глаза цвета льда смотрели поверх этого мира в мир иной и видели потустороннее.