Читать «Особые приметы» онлайн - страница 79
Хуан Гойтисоло
— А что будет с нашими огородами и садами? В муниципалитете мне сказали, что их собираются затоплять.
— На общинных землях мы установим новые поливные зоны. Все получат возмещение.
— Я живу в селении в двадцати пяти километрах отсюда, а автобуса нет. Как же я буду ходить домой ночевать?
— Для тех, кто живет далеко, предусмотрено построить несколько бараков, где они смогут спать и готовить еду. Тех же, кто живет в Йесте, будут бесплатно доставлять туда и обратно на машинах предприятия.
— А если несчастный случай — нам будут платить?
— Всем рабочим будут платить в соответствии с законодательством, утвержденным министерством общественных работ.
— Где мы будем покупать еду?
— Предприятие построит для вас кооперативный магазин и столовую.
— Сколько продлятся работы?
— Приблизительно восемнадцать месяцев.
Ответы члена комиссии растопили лед в зале, разрешили сомнения и подозрения и окончательно успокоили души. Когда вопросы иссякли, люди, довольные, покинули селение. Кончились времена хронической безработицы, нищенских заработков у касика, — времена, когда жестокая нужда заставляла уходить из дома на отхожий промысел. Унижение, нищета, несправедливости, вечный круговорот уныло одинаковых времен года — все это теперь позади.
Представь, как они уходили по тропинкам и тропкам, поднимались по крутым горным дорогам, карабкались на самые вершины скал: они, твои соплеменники, те самые, которые в знойный августовский день прицелятся из винтовок в твоего отца в том месте, где сегодня высится скромный надгробный крест, уходили довольные, что наконец-то продали свою несчастную рабочую силу. Уходили, не ведая того, что занавес поднят и для них, точно так же как и для тебя, началось представление драмы, задуманной с кровью, потом и слезами: драмы о вашей общей никчемной и мрачной испанской судьбе.
Вы сидели на галерее, а из проигрывателя несся тихий плач Катлин Ферье, исполнявшей «Kinder-Totenlieder» Малера. Антонио отправился на кухню готовить коктейль. На улице все шел дождь.
— Помнишь, как мы ездили?
— Нет.
— Ну, после плотины, как мы ходили на песчаный пляж, и я еще хотела искупаться голышом.
— Может быть.
— Мы несколько часов не разговаривали, потому что накануне ночью ты не хотел меня любить. Эта несчастная хумилья меня раззадорила, а ты, когда мы легли, грубо так отказался.
— Ну и память у тебя. Так оно и было.
— Ты сказал: если тебе так приспичило, пойди на улицу и поищи кого-нибудь.
— Ты, конечно, так и сделала?
— Решила так сделать. Оделась, вышла на Пасео-дель-Альбасете и стала подмигивать всем подряд. — Долорес сидела на корточках напротив тебя, и ее рука скользила по твоим волосам. — В пять минут я остановила все уличное движение.
— Не преувеличивай.
— Я не преувеличиваю. Мужчины смотрели на меня, как голодные собаки, и я испугалась. Никак не могу привыкнуть к этим слаборазвитым испанцам.