Читать «Особые приметы» онлайн - страница 198

Границы и преграды, державшие вас когда-то в плену, внезапно исчезли, и разглядывать карту полушарий в это горькое лето шестьдесят третьего года значило пробегать страницу за страницей историю вашей любви с того дня, когда вы случайно познакомились в пансионе на улице Шомель, и до той минуты, когда ты понял, что уже ничто не спасет и не воскресит вашей привязанности, которую изо дня в день подтачивало мстительное, столь скупо отпущенное вам время, и когда, лежа рядом с Долорес в темноте, ты сказал: «Мы ничего больше не можем дать друг другу».

(С чисто испанским, вошедшим в поговорку умением доводить все до крайности, франкизм выпроваживает из страны сотни тысяч людей, еще недавно наглухо отрезанных от мира непреодолимой стеной Пиренеев.

С одним из них ты недавно познакомился в порту Монако, в дни, когда после болезни отдыхал на Лазурном берегу. Ему было лет тридцать. Простой, грубоватый парень, матрос с прогулочной яхты, принадлежащей известному баритону.

— Сеньор Альваро, у нас в Испании правительство какое? Хорошее? Или не очень?

Ты посмотрел на него и встретил его спокойно вопрошающий, бесхитростный взгляд. Лицо было открытое, чистосердечное. И ты пожалел парня: не захотел жестоко отнимать у него последние иллюзии. Ты похлопал его по плечу.

— Хорошее? Нет, брат, отличное!)

Облака убегали разлохмаченные — и таяли. Море и небо слились, смешав свои краски в одну, неопределенного тона, синеватую полосу. У самой земли пролетел дрозд и, поднявшись, уселся на конек кровли. С противоположного края долины долетало эхо размеренных, неторопливых ударов — рубили лес.

Карта полушарий — неотторжимая часть прожитых вами лет, и, склонившись над ней, ты погрузился в прошлое.

Путь возвращения не прям, он идет по кривой, чертит спирали, петляет, в точности следуя прихотливым извивам памяти.

Говорят Голоса былого.

Слушайте:

Буржуазный квартал, тихий, обшарпанный, мрачный. Серая улица. Серый дом, построенный серым, к тому же похоронно настроенным архитектором. Лестница с истертым ковром, со старыми хрустальными канделябрами, с цветными витражами, с диванчиками, обтянутыми плюшем, — лестница, знавшая лучшие времена. Массивная дверь с металлической дощечкой, на которой еле-еле можно разобрать:

ЭДМОНДА МАРИЯ ДЁ ЭРЕДИА

СОЛЬФЕДЖИО. ПЕНИЕ: ДИКЦИЯ

Город Париж. Дата — 1954.

Первая встреча с Долорес.

Недели за три до припадка ты проходил мимо дома старой преподавательницы: фасад пансиона был одет лесами, и окна завешаны парусиной — дом решил примолодиться. Маляры приводили в порядок стены, карнизы, оконные рамы, двери. Предметом особых забот оказалась каменная Венера — кариатида главного балкона. Ее туалетом был занят дотошный маляр-итальянец, он усердно тер живот, ляжки и груди богини, отмывая их от грязи, потом принялся наводить чистоту в оставленном напоследок темном треугольнике между бедрами. Он так старался, что товарищи не удержались от смеха. Венера сносила свой позор с каменным достоинством, а ты, шагая к улице Варенн, пожалел, что не поймал эту сценку в объектив «кодака».