Читать «Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта» онлайн - страница 448

Я совершенно не отрицаю твоей привязанности ко мне, — годы и многое другое убедили меня в ней, но что это нелюбовь и что это привязанность странная, очень бесплотная, отвлеченная, не похожа вообще на то, что в мире все от поэта до трубочиста называют любовью, — я думаю, ты не будешь спорить. Собственно говоря, все обычные выражения любви так противоречат сущности твоего чувства, что нужно бы было всякий раз удивляться им и принимать как нечто чудесное…

Ты говоришь, Валерий: «а как хорошо могли бы мы жить!» Я иногда повторяла эти слова за тобой и думала, что действительно мы не живем хорошо только из-за тысячи безнадежно наслоившихся недоразумений. Но не правда! Мы не могли бы жить хорошо! Никогда! И мы уже вовсе не можем жить — никак. Подумай, как проста наша драма! Когда прошел первый исключительный год твоей влюбленности — очень сложный, полный страстных чувств, литературности, «декадентства» в поступках и словах (но все же весь отданный мне одной), и после него, когда должны были выясниться настоящие чувства, — я увидала, что люблю тебя. Все девять лет мучений, счастья, томлений, унижений, надежд, — все предчувствие будущего было в этих словах: со страхом, с радостью, с ощущением, что я падаю в пропасть, сказала я себе тогда: «я его люблю». А ты в это время, Валерий, вернулся к твоей жене… Ты тоже выяснил себе твое отношение ко мне, и вспомни: ты вовсе не делал попыток расстаться, ничего не говорил прямо, а когда делал что-нибудь ужасное для меня, — всегда потом каялся, просил простить тебя, всячески старался меня удержать. Но первая роковая минута нашей встречи после Финляндии, — когда ты, зная, что не любишь меня в настоящем значении этого слова, все-таки говорил люблю и, не имея внутреннего права, протянул руку к тому, чего не должен был касаться, — эта минута была естественным началом того, к чему мы пришли сейчас. Ты говоришь, что мы могли бы жить хорошо! А ты знаешь, что значат эти слова? Я знаю… Я — только дополнение твоей жизни, только одно из многого, чем бы ты хотел ее декорировать. Если бы я поняла это хотя в доме Толстого, — мы не прожили бы еще пяти тяжких лет. Тогда я еще могла уйти, увидав, что стучу в дверь, которая никогда не отопрется для женя. Но только теперь поняла я, как смешны, как жалки были мои претензии, и как я не сознавала своего положенья. Я — не то, что принято понимать под словами «любимая женщина» во всем мире (до тебя включительно), т. е. какое-то единственное существо, такое близкое, такое нужное, так тесно скованное с человеком, что он без него не может представить себе жизни. Я — «приятное дополнение жизни», нечто, входящее в нее достаточно прочно, нечто такое, что очень жалко потерять, но для сохранения чего было бы странно идти на жертвы или, например, переменить «стиль» своей жизни. Ты любишь меня среди очень возвышенных и, может быть, немногих любимых вещей, и это чувство могло бы быть совершенно бесконечным и неувядаемым в своих пределах и в пределах твоей души, если бы я, поняв его сущность, еще сумела полюбить, оценить его и постараться сохранить. И вот что значат твои слова: «от тебя зависит сделать нашу жизнь хорошей»!.. Понять сущность твоего чувства, понять невозможность всего другого, протянуть руку за своей крохотной рюмочкой и маленькими глоточками пить из нее до смерти. Взять за единицу самое малое и, получая небольшие награды и неожиданные маленькие подарки, — радоваться им искренно, как чудесным и незаслуженным ласкам жизни