Читать «Ослепительный нож» онлайн - страница 326
Вадим Петрович Полуян
- Выдь, госпожа. - Когда княгиня вышла, поведал: - Подъезжал с княжичем. Сердце не на месте.
Дай, думаю, взгляну допрежь. Пробрался с огорода. Пристава детей увозят! Я - назад. Княжича укрыл в надёжном месте.
Затукали шаги в сенях.
Княгиня с твёрдостью прошла туда. За ней - Ядрейко.
Первым увидала дьяка Василия Беду. Едва узнала сына Фёдора Беды. Встречала не однажды у Пречистой юного подьячего. Стоял недалеко от рундука Витовтовны. Ныне худыха, возвеличенный за весть о гибели Шемяки, раздобрел. Обочь его - два пристава.
- Где пасынок Иван? - спросил Беда.
- Где дети малые? - спросом на спрос ответила Евфимия.
- Пояты государем, как крамольниково семя, - объявил Беда. - Взрастят их попригожу. Где Иван?
- Не ведаю. - Евфимия взирала на Беду, не скрыв ни гнева, ни презрения, как будто перед ней не дьяк, а головник-разбойник.
- Кто сей человек? - метнул Беда взор на Ядрейку.
- Мой слуга.
- Слуг отпусти. Дом с завтрева отписан в государеву казну. Туда же взят удел и все пожалования. Где старший сын пойманного?
- Я сказала, - княгиня оперлась на изразцовый бок печи. - Он не малютка. Углядел шишей и сгинул.
- Мы не шиши! - взревел Беда. - За подлые хулы ответишь!
- Вяжи меня! - шагнула к бывшему подьячему Евфимия. - Ввергай в узилище с супругом и детьми.
- Ух, поймал бы! Нет наказа, - скреготал Беда. - Пристрастный учинил бы доиск о твоём присутствии в гнезде Шемяки в день его конца. Не велено и волоса на тебе тронуть. Тьфу! Чтоб духу твоего в сём доме не было к утру.
Он круто развернулся, удалился вместе с приставами.
Евфимия прошла в столовую палату. Уселась за пустым столом. Подпёрла голову рукой. Ядрейко ступью вошёл следом.
- Прости, Евфимия Ивановна: не оказал заступы. С великокняжьими людьми не совладать. Тебе ж и впредь понадобится моя сила.
Евфимия велела:
- Обожди.
Прошла в мужнин покой. Достала с поставца ларец и принесла Ядрейке.
- Вот деньги, что я знаю. Произведи с наймитами расчёт. Холопами распорядятся похитители. А Дарьицу укрой с Иваном и успокой, как сможешь. Ещё… - Евфимия сощурилась. - Ещё прошу не как Ядрейку, как атамана Взметня: разведай потаимнее, кто нынче главный в Житничных палатах. Я удалюсь к себе, сосну самую малость. Вернёшься, разбуди тотчас.
Ядрейко молча вышел с денежным ларцом. Евфимия отправилась в свою одрину, легла на ложе и оцепенела.
Вот уж она стоит, а не лежит. Над ней смурое небо. Не лето - осень. Ветер не тёплый, а знобящий. Вокруг - погост. За ним - кирпичная стена с тесовым заборолом. Евфимия не раз взводила на неё болящего отца и знала: глубоко внизу, у каменной стопы утёса, на коем зиждится труднодоступный кремник, сливаются две мощные реки. Их воды как бы заперли её с семьёй на этом диком камне. Теперь отца нет рядом. Пред ней кусок гранита, на нём выбито: «Раф Фёдор Всевотожский». И даты жизни, преждевременно оборванкой. На глыбе - крест. Евфимия упала на колени, уткнула лоб в бугор сырой земли, ещё травою не поросший, покрытый не взращёнными, а срезанными, принесёнными цветами. Убоги цветы северной земли! «Встань, дочка, - трогает плечо родительница. - Не дожил кормилец наш до счастья лицезреть родимый дом. А как мечтал! Сожгли мечты следы застенков царских. Пусть и не вечной ссылке обрёк его неправый зластодержец, да слуги рьяные перестарались. Преступно надломили жизнь. И упокоила несчастного не отчая земля - Сибирь. Пойдём, родная, подымись…» Евфимия сильнее приникла к дорогой могиле. «Нет, оставь, матушка, оставь!» - надрывно вскинулась она…