Читать «Россини» онлайн - страница 77
Арнальдо Фраккароли
— Да, по надо же писать музыку.
— Она звучит у меня в голове, когда я читаю твоё либретто.
— Смотри, герцог беспокоится.
— Успокой его.
— И певцы нервничают.
— Их успокою я сам.
Действительно, певцы уже ожидали свои партии, им не терпелось приняться за них. Уже приехал из Неаполя Мануэль Гарсиа, чтобы исполнить роль графа Альмавивы, наготове были синьора Джельтруда Ригетти-Джорджи, певица из Болоньи, которая должна была исполнить партию Розины, Луиджи Дзамбони, выбранный на роль Фигаро, Дзенобио Витарелли, который готовился изобразить дона Базилио, Бартоломео Боттичелли — дон Бартоло, синьора Элизабет Лоуслит — Берта, Паоло Биаджелли — Фьорелло. Все ждали, а маэстро ничего не давал им и даже не говорил, что же он пишет. Все недоумевали и сердились на него.
— Если он ещё будет тянуть, — жаловались певцы, — мы не успеем выучить свои партии.
— Мы вообще ничего не успеем! — с ещё большей тревогой восклицал концертмейстер Камилло Анджелини, который должен был отдать на переписку партии для оркестра и певцов.
Переписчики ждали уже неделю и сидели без работы. А что делал маэстро? Маэстро перечитывал либретто. А музыка? В начале февраля ещё ничего не было написано.
Однажды певцы, возглавляемые Гарсией и подстрекаемые сильно обеспокоенным герцогом, явились к маэстро на квартиру на виа Леутари.
— Можно узнать, что ты делаешь?
— Тружусь, дорогие мои, тружусь на вас.
— Но никто из нас ещё не получил ни одной ноты!
— Наберитесь терпения и уверенности.
— Но с одним терпением не выйдешь на сцену!
— Зато с уверенностью — несомненно! Я не тревожусь.
— Это я вижу. А вот мы весьма встревожены. Признайся, неужели ты ещё ничего не написал?
— Признаюсь — не написал.
— Боже милостивый!
— Но в голове у меня уже звучит вся музыка этого «Цирюльника». И не часто бывало в моей жизни, чтобы, сочиняя, я получал такое удовольствие. Вот увидите, когда начну писать, музыка забьёт, словно струя из источника.
— Но когда же ты начнёшь писать?
— Когда почувствую желание.
— Но мы-то ведь не можем выйти на сцену с одним желанием! Тебе не кажется, что ты разыгрываешь с нами и импресарио очень скверную шутку?
Россини вскипает, будто что-то взорвалось в нём.
— Шутка? А вы знаете, что вот здесь — у меня в голове — уже готова почти вся музыка? Знаете, что я увлечён этим «Цирюльником», как ещё никогда не был увлечён ни одной оперой, что я везде вижу и Фигаро, и Розину, и дона Бартоло, и Альмавиву, и дона Базилио? Знаете, что я сочиняю музыку всюду — когда гуляю, когда ем, когда стою, сижу, лежу — всегда! Это же просто наваждение! Хочешь, я напою тебе, дорогой Гарсиа, твою арию из первого акта? Вот послушай...
И своим красивым, мелодичным голосом он запел серенаду Альмавивы.
— А вы, синьора Ригетти, хотите послушать вашу каватину? Вот она. А ты, Дзамбони, хочешь узнать, как выходит на публику Фигаро? Открой свои большие уши и слушай... Ну а теперь хватит, уходите, все уходите, потому что, видимо, пришла пора писать. Исполнение ваших партий разгорячило меня. Уходите! Впрочем, нет.