О певец, подними сердцу радостный звон, —Те напевы, что звучный таит органон,Те, что гонят печаль благодатным приветом,Те, что в темной ночи загораются светом.
* * *
Искендера воспевший в сказанье своемТак в дальнейших строках повествует о нем:Он Заката прошел и Востока дороги,Потому-то его называли: Двурогий.Все же некто сказал: «Он Двурогий затем,Что мечами двумя бил он, будто бы Джем».Также не были речи такие забыты:«На челе его были два локона свиты».«Два небесные рога — Закат и ВостокВзял во сне он у солнца», — безвестный изрек.Услыхал я и речь одного человека,Что Прославленный прожил два карна от века.Но Умар-ал-Балхи, пламень мудрости вздув,Утверждает в своей славной книге Улуф:В дни, как скрыла царя ранней смерти пучина,Поразила людей Искендера кончина.Ионийцы любили царя, и ониЦарский лик начертали в те горькие дни.И художника кисть, чтоб возрадовать взоры,Начала наводить вкруг Владыки узоры.Справа, слева два образа возле царяНачертал живописец, усердьем горя.Был один из начертанных дивно рогатым,В золотом и лазурном уборе богатом.«Светлых ангелов два» — их назвал звездочет,Потому что он знал, как все в мире течет:Есть у смертных, что созданы богом, оправа, —Рядом с ними два ангела — слева и справа.И когда три начертанных дивных лица,Чье сиянье, казалось, не знало конца,Стали ведомы всем, то, подобные чуду,О царе Искендере напомнили всюду.И художникам дивного Рума хвалаМеж народов земли неуклонно росла.Но арабы (их пылу отыщется ль мера!)Не нашли в среднем лике царя Искендера.Ангел, — мнили они, — быть не может рогат.Это — царь. И наряд его царский богат.Так ошиблись они. И сужденьем нестрогимОбрекали царя слыть повсюду Двурогим.И сказал мне мудрец, чьи белели виски:«Были царские уши весьма велики,И затем, чтоб смущенья не ведали души,Ценный обруч скрывал государевы уши.Был сей обруч — тайник полных кладом пещер:Как сокровище, уши скрывал Искендер.Слух о них не всплывал, над просторами рея,Видел уши царя только взор брадобрея.Но когда в темный мир отошел брадобрей,Стал нуждаться в другом царь подлунных царей.Новый мастер в безлюдье царева покояТронул кудри царя, над Владыкою стоя,И когда их волну он откинул с чела,Мягко речь государя к нему потекла:«Если тайну ушей, скрытых этим убором,Ты нескромным своим разгласишь разговором,Так тебя за вихры, дорогой мой, возьму,Что не скажешь с тех пор ни словца никому!»Мастер, труд завершив под блистательным кровом,Позабыл даже то, что владеет он словом.Словно умысел злой, помня царский завет,Тайну в сердце он скрыл, чтоб не знал ее свет.Но душой изнывая, он стал желтоликим.Ибо тайна терзает мученьем великим.И однажды тайком он ушел из дворца.В степь он вышел, мученью не зная конца.И колодец узрело несчастное око.И сказал он воде, что темнела глубоко:«Царь с большими ушами».Хоть жив был едва Брадобрей, — дали мир ему эти слова.Он вернулся к двору, иго сбросивши злое,И хранил на устах он молчанье былое.Все же отзвук пришел. Из колодца возник,Тем словам откликаясь, высокий тростник;Поднял голову ввысь, а затем воровскоюПотянулся за сладостно-тайным рукою.Вот однажды пастух шел дорогой степнойИ увидел тростник над большой глубиной.И нехитрый пастух срезал это растенье,Чтоб, изранив его, лаской вызвать на пенье.Ни с какою тоскою не стал он знаком,И себя он в степи веселил тростником.В степи выехал царь свежим утром, — и трелиУслыхал в отдаленье пастушьей свирели.И, прислушавшись, он услыхал невзначай,Что над ним издевается весь его край.Сжал поводья Властитель в смятенье и гневе:«Царь с большими ушами» — звучало в напеве.И Владыка великий поник и притих,Не вникая в напев музыкантов своих.И, позвав пастуха, растревоженный крайне,Царь узнал от него о пастушеской тайне:«Словно сахарный, сладок зеленый тростник.Он в степи из колодезной глуби возник.Я изранил его. Мой поступок не странен.Он не стал бы играть, если б не был изранен.Он бездушен, но в нем жар пастушьей души.В нем звучит мой язык в молчаливой глуши».Искендер удивился рассказу такомуИ коня тронул в путь в направлении к дому.И, войдя в свой покой, он промолвил:«Скорей! Брадобрея!» — и царский пришел брадобрей.И сказал государь, потирая ладони:«Говори. Все узнать я хочу у тихони.Ты кому разболтал мою тайну? Я жду.Чей обрадовал слух на свою же беду?Если скажешь, — спасти свою голову сможешь,Если нет, — под мечом свою голову сложишь!»И решил брадобрей, слыша царскую речь,Ко спасенью души своей правду привлечь.И, склонясь и о роке подумавши строгом,Он сказал Властелину, хранимому богом:«Хоть с тобою мной был договор заключен,Чтоб я тайну хранил, словно девственниц сон,—Я душой изнывал. Все ж, покорствуя слову,Лишь колодцу поведал я тайну цареву.От людей уберечь эту тайну я смог.Если ложь я твержу, да казнит меня бог».Чтоб словам этим дать надлежащую веру,Доказательств хотелось царю Искендеру.И сказал он тому, кто в смущенье поник:«Принеси из колодца мне свежий тростник».И свирель задышала, — и будто бы чудомВновь явилось все то, что таилось под спудом.И постиг Искендер: все проведает свет.И от света надолго таимого — нет.Он прославил певца и, творца разумея,Сам томленья избег и простил брадобрея.».Жемчуг выдадут глуби и скроется лалНе навеки: взгляни, он уже запылал.В недрах прячется пар. Но в стремлении яромОн гранит разорвет. Все покроется паром.
