Читать ««Свет ты наш, Верховина...»» онлайн - страница 52

— А своей сколько?

— Своей совсем мало, — ответил Семен. — Мой клаптик, да жена за собой принесла клаптик; остальное, что есть, — жинкиных братов земля. Они в Бельгии на шахтах работают, а вернутся, придется отдать. Ты бы посмотрел, что за земля была, кусты да камни, я ее два года чистил с утра до ночи. Надо мною люди смеялись, а я людей не слухал, работал.

И Семен потянулся, словно вспомнил, как сладка была ему эта тяжелая работа.

— Теперь уже люди не смеются, — продолжал он, — ходят только и дивятся, какая та земля стала. А что толку в ней? В хороший год еле на своем хлебе тянем, налоги едят. За дым — налог, за колеса — налог, за стол и скамейку — налог. — И, помолчав, тоном ищущего чего-то человека, тихо добавил, взглянув мне в глаза: — Скучно иной раз становится, Иванку, ой, как скучно! Места себе не нахожу, работаю, а скучно… И чего это во мне такое, может, ты скажешь?

Я с удивлением посмотрел на Семена, до того неожиданным был для меня этот его порыв. Но ответа моего Семен уже не ждал.

— И жинку я свою как будто люблю, — говорил он задумчиво, — и дочку, и землю, никуда от нее не могу уйти, а во мне радости нема. Найдет такое, будто ты по рукам и ногам связанный стоишь посреди белого света… Никому я про это не рассказываю, Иванку, а так вот, не выдержал.

Он замолчал, нахмурился, и на этом разговор наш прервался.

Вслед за Семеном начали являться и другие. Среди них Федор Скрипка и совсем оглохший дед Василь Грицан с выщербленным воловьим рогом, служившим ему слуховой трубкой. Все эти люди знали меня с детства, но настороженность, с которой они держались со мной теперь, говорила о том, что они меня уже не считают своим, и, вероятно, для многих из них я был счастливцем, выбившимся в паны, а с паном надо держать ухо востро. Но, несмотря на все это, в какой-то мере я все еще оставался для них Иваном, Осипа Белинца сыном. И они задавали мне множество вопросов, интересовались, почем метр тенгерицы в тех краях, где я живу, какой мой заработок и слышал ли я что-нибудь о России.

— Там, кажут, — сказал дед Грицан, щуря от солнца глаза, — после Ленина другой человек державу ведет. Чули, что с Верховины.

— Не с Верховины, диду, — поправил старика Семен Рущак, — а с Кавказа.

— Все одно — горы!

А Илько нам по газетке читал, — выскочил вперед Федор Скрипка, — что там, в России, люди сообща землю пахать начали… — И обернулся к Горуле: — Гей, Илько! Как, ты говорил, это прозывается?

— Ну, колхозы, — послышался ответ.

— И строиться богато взялись.

— Вот бы туда и нашим рукам! — вздохнул Скрипка.

Когда же я расспрашивал гостей об их жизни, они отвечали односложно и при этом переглядывались, не сболтнули ли чего лишнего. Вот о том, что зимой волки задрали Петрихину корову и как угорела корчмарева жинка, — об этом они говорили подробно и охотно. Я слушал рассеянно, чувствуя, что все эти извлеченные из памяти сельские происшествия не интересуют никого, даже самих рассказчиков, и что понадобились они сейчас лишь для того, чтобы прикрыть ими свои заветные думы от чужого.