Читать «Горшок черного проса» онлайн - страница 85

— Ты где остановился? В гостинице? Как с питанием? Не голодаешь?

Он еле успевал отвечать, представляя, как стоит она у аппарата в кабинете главного врача — пахнущая лекарствами и немного духами, в своем неизменно белоснежном халате. Стоит красивая, элегантная, но с неизгладимой на лице печатью человека, бывшего на фронте…

Война оставила свои отметины на всех, кто прошел фронт, но на каждом по-разному. Филатов перевидел немало смертей: сам десятки раз утюжил «тридцатьчетверкой» вражеские окопы и траншеи, сам вытаскивал через башенные люки танков окровавленные, обмякшие тела своих погибших товарищей. Но это были по большей части мгновенные смерти — в горячке, в пылу боя… Жена же, как многие фронтовые врачи, видела смерть в такие моменты, когда все происходило, словно при замедленной съемке, когда все было дважды трагичней, потому что люди, попавшие в безнадежном состоянии в госпиталь, по сути дела, погибали на поле боя, а теперь должны были умереть еще раз, но уже в такой обстановке, когда, в тиши больничных палат и на хирургических столах, никто — ни молоденький солдат, ни седой генерал — никто не хотел умирать. Она видела все это десятки, сотни раз и столько же раз пережила все это. Он понимал ее лучше, чем кто-либо, понимал, как трудно ей было остаться женственной. Обо всем этом он успел подумать, пока слушал ее по телефону.

Он отвечал ей, но, странное дело, — ее заботливый голос, который так грел его во времена предыдущих поездок по районам, голос, который он всегда рад был услышать, где бы ни находился — в ночной дороге, в районном ли городке или в глухой деревушке на краю области, — этот голос вдруг стал его раздражать, и он, удивляясь своей собственной раздражительности и подавляя ее, даже на какое-то время умолкал или начинал отвечать односложно, а то и совсем невпопад. Видимо, это не ускользнуло от внимания жены, и она, обеспокоенная, сказала:

— Дичаешь ты там, что ли, Семен… Возвращайся скорее. У меня какие-то нехорошие предчувствия…

Он положил трубку, ушел из райкома в гостиницу и долго сидел в тихом номере, охваченный противоречивыми чувствами, и у него было скверно на душе.

…Прошла та дождливая осень. Прошла зима. За нею наступила одна из труднейших послевоенных весен, и ему пришлось снова мотаться по области, перераспределять семенные фонды, делить чуть ли не пригоршнями бесценное зерно. Ради будущих урожаев его выскребали всюду, где могли: так было надо, зерно должно было прорасти в земле, дать новый колос, и этот великий, вечный процесс никто не имел права ни останавливать, ни прерывать.

В ту весну не стало Назара Селиверстовича… Филатов приехал в Ярцево сразу же, как только узнал об этой вести, но все же на похороны опоздал. Они сходили вместе с Настей и Ленькой на сельское кладбище. Разговор не клеился. Один лишь Ленька был несказанно рад привезенным ему гостинцам: сахарным петушкам на палочках, купленным по дороге на одном из районных базаров, простому карандашу и японской трофейной тетради, разлинованной в непривычно крупные клетки. Глядя на них, Настя сказала: