Читать «Горшок черного проса» онлайн - страница 80
Георгий Владимирович Лоншаков
Но бывало и такое: оставался солдат на каком-нибудь полустанке, снимал выгоревшую на ратных дорогах пилотку и, решительно махнув рукой, говорил товарищам:
— Киньте-ка, братцы, мой сидор! Знать, здесь моя судьба!
И тогда оживала, оживлялась, приходила в движение солдатская масса, кто-то с шутками-прибаутками подавал оставшемуся вещмешок или трофейный чемодан и вдобавок старшина нагружал еще кучей консервных банок, хлеба, не забывал выделить из общего запаса бутылку-другую трофейного вина. И вела женщина солдата по перрону и дальше полевой дорогой в село, ободряя его ласковой улыбкой, а он топал рядом с нею с вещмешком за плечами, провожаемый напутствиями друзей до тех пор, пока не скрывался за ближайшим пригорком…
Филатову же не надо было ни ехать далеко, ни оставаться по такому вот случаю — он был коренным дальневосточником, до войны учился здесь в сельскохозяйственном техникуме, да не успел закончить. Вернувшись в город после демобилизации, встретился с одним из своих бывших однокашников по техникуму — тот на фронте не был из-за плохого зрения и работал в обкоме партии заведующим сельскохозяйственным отделом. Он-то и уговорил Филатова пойти к нему инструктором.
— Работа, правда, не очень денежная, но интересная. Область наша, сам знаешь, какая громадина, а у нас в аппарате людей не хватает. Ты в самый раз подходишь. Нам нужны люди с образованием и авторитетом. А самые авторитетные сейчас — фронтовики. Хоть в селе, хоть в городе. Ты — весь в орденах и медалях. Это лучше любой агитации, понимаешь?..
И началась для Филатова обкомовская работа: командировки, поездки, собрания, посевные и уборочные кампании… Все пошло по какому-то раз и навсегда заведенному кругу. Машины в обкоме были, а шоферов недоставало. Недолго думая, сдал на права и стал сам ездить на видавшем виды, списанном армейском «виллисе». И когда объехал на нем всю область, перед ним впервые во всем драматизме предстала картина послевоенного села.
…Однажды осенью сорок седьмого года, объезжая районы, чтобы набрать, наскрести в колхозах последние недостающие для выполнения плана пять тысяч пудов хлеба, оказался он на своем «виллисе» в Ярцеве. Унылый открылся его взору пейзаж: обветшалые, частью порубленные на дрова заборы, ни единой новой хаты, ни единого свежего бревна… После войны сюда из мужиков вернулись только трое…
Дом старика, у которого Филатов остановился на ночлег, война тоже не обошла: у дочери Назара Селиверстовича не вернулся муж. Старик шорничал на дому: упряжь-то конская в колхозе — узел на узле и узлом погоняла, да следил за шестилетним внуком Ленькой. Дочь Настя — с утра до ночи на ферме…
Зная, по каким делам приехал в колхоз Филатов, старик не отказал гостю в ночлеге, но и особого гостеприимства не проявил. Ничего хорошего не сулили в то время наезды уполномоченных. Ярцевский колхоз с великим трудом выполнил план, но в целом по району дела были не блестящими. И приезд Филатова означал, что в ярцевском колхозе, как и во многих других, останется только семенной фонд, а расчет за трудодни придется вести лишь картошкой и капустой. Вот почему старик, знавший все это, и был не очень приветлив. Кряжистый и в то же время какой-то костистый, отощавший, он долго смолил самокрутку, изредка посматривая на Филатова из-под своих косматых, поседелых бровей. Филатов чувствовал себя под этим взглядом не совсем удобно и даже пожалел, что не остался ночевать в конторе. Но он так чертовски устал от тряски, что больше уже не хотелось двигаться, да и кто знает: лучше ли будет в другом месте? Здесь хоть тишина…