Если он, как сына, любитТебя, то силе благородных чувствИ убежденности твоей могла лиДуша отца — отца не на словах —Противиться? Теперь ты убедилсяВоочию: нет в мире ничего,Что вырвало бы Цезаря из грязи.
Брут
Порою брезжит истина ещеВ его отравленном мозгу, но брезжитЕдва-едва. Привыкший много летПовелевать в сраженьях, высшей славойОн высшую считает власть, и вотЗаполучить упорно жаждет царство,А нет — так умереть.
Кимвр
И пусть умретЧудовище!
Кассий
Тиран неисправимый,Закоренелый он. Считай, о Брут,Что нет отца у одного из граждан…
Кимвр
И не дано тирану сыновей…
Брут
И сердцу Брута не найти покоя.Да, благородные друзья мои,Вам говорю я это — вам, несущимВ сердцах высокий свет священных чувств;Вам, для которых наше предприятьеВеликое и стимул и закон;Вам, что заботясь лишь о том, чтоб детиУверенно с родительских коленСмотрели в завтра, жаждете покончитьС жестокой тиранией навсегда,Которая священнейшие узыРвет беспощадно. Перед вами яВсю боль мою и ужас обнажаю,Что, сыну Цезаря и Рима, мне,Соперничая, разрывают сердце.Лицом к лицу с тираном я не сталСкрывать свою непримиримость. Слова,Слезинки слабости не проронилЯ перед ним. Но лишь один остался —И тысячи в душе проснулись чувств.Я тороплюсь домой, где равновесьеИ наилучший я найду совет:Там Порцию увижу, дочь Катона,Достойную великого отца,Супругу Брута…
Кассий
И отца и мужаОна достойна.
Кимвр
О, когда б такойСервилия была!
Брут
Хотя больнаяУже который день она лежит,Смятение мое не ускользнулоОт Порции. И вот что слышу яНедавно: «Чем-то важным озабоченТы с неких пор. Расспрашивать тебяЯ не дерзала, прежде чем жестоким,Зато надежным способом своеНе испытала мужество. Я большеНе женщина. Смотри». И тут онаОткидывает край покрова, рануШирокую показывая мне,И продолжает: «Этою рукою,Кинжалом этим грудь отсеченаМоя. Об этом ты впервые слышишь:Я стойко боль уже который деньПереношу, хоть не встаю с постели,И эта рана говорит о том,Что я хранить достойна тайны Брута.Не так ли?»
